Раздел: ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КУЛЬТУРОЛОГИИ
Ключевые слова:
не указаны
Аннотация:не указана
Текст статьи:
Значительное число свободных люде в России второй половины 18 — середины 19 столетия рождались и проводили большую часть жизни в усадьбах, которые своими архитектурными оформлениями и наполненностью поэтическими символами, а также сложившейся манерой времяпровождения, суть которой можно определить словами «вольная праздность», по крайней мере в идеале должны были имитировать райский «вертоград заключенный». Как и во всей средневековой Европе, с раем в Древней Руси ассоциировались прежде всего монастырские сады. Но не только они, а также и загородные резиденции князей. У Андрея Боголюбского была усадьба под Киевом, называвшаяся Раем: у Даниила Галицкого и Владимира Васильковича Волынского был на горе на берегу озера город Рай. По всей вероятности, московская знать также имела «райские сады», которые во времена Петра 1 все чаще назывались «парадизами». Ориентация усадьбы на архетипический образ Рая оказалась весьма устойчивой. Ее вариантом было метафорическое соотнесение дворянских резиденций с Небесным Иерусалимом. В обширнейшей мемуарной литературе, посвященной усадебной жизни, сравнение родовых гнезд с раем встречается достаточно часто. Достаточно вспомнить популярные названия усадеб: Отрада, Отрадное, Приютино, Воронцово-Беспечное, Прибежище, Забава, Милое, Нерастанное и, наконец, Рай-Семеновское, Раек. Знаменателен контекст, в котором появляются сравнения с Эдемом. Чтобы поглубже вникнуть в его специфику, позволим себе процитировать несколько текстов, относящихся к разным историческим эпохам, начиная с середины 18 века (когда еще живо было барокко) и кончая рубежом 19 и 20 вв.
Для начала обратимся к «Запискам» Андрея Болотова – известного агронома, лесовода, теоретика и практика усадебного строительства, и, в частности, садоводства. Нижеследующее описание относится к его родной усадьбе Дворяниново Богородицкого уезда Тульской губернии. Слово «рай» или «парадиз» в нем не появляется, но как иначе назвать место, где человек чувствовал бы себя столь отрадно? (см. Стр.57).
В приведенном фрагменте Болотов намекает на райскую жизнь в усадьбе, апеллируя к образу Творца: но в то же время он весь во власти традиции античной идиллии, действие которой происходит в родственном библейском раю, но более земном и лишенном сакральной метафтзики «милому сердцу уголке», для обозначения которого в античных поэтиках было изобретено выражение bocus amoenus, что буквально означает «возлюбленное место». На первый взгляд, автор «Записок» просто отдает дань стилистической моде своего времени, классицистической поэтике и образности. Конечно, это так, но заметим, что изображение усадебного локуса и, шире, хронотопа, как пространства идиллического существования станет общим местом любого рода текстов (словесных, живописных) об усадьбе и позднее, причем не только в период сентиментализма и романтизма, что вполне очевидно, но и вплоть до середины 20 века (И.А.Бунин, Б.К.Зайцев). Так, например, во второй половине прошлого столетия, когда многие писатели и публицисты видели в усадьбе прежде всего зло, связанное с крепостным правом, известный театрал Н.В.Давыдов так описывает свою усадьбу Спасское в Тамбовской губернии: (см. стр.57). Умиротворенность, которую стремится передать автор этих строк, сродни ощущению тургеневского Лаврецкого, возвратившегося в родное гнездо (стр.58).
Перед нами замечательный образец усадебной поэзии с характерной для этого типа текстов образностью, которая подчеркивает идилличность описываемого места. Как указывалось ранее, усадебная культура родилась в оправе барокко: однако расцвета своего она достигла в эпоху «натуральных садов», когда формировалось новое, сентиментальное отношение к природе, связанное с целым комплексом просветительских идей, распространявшихся по Европе из первоначального источника – Англии, и достаточно рано, уже на начале 1770-х гг., добравшихся до России. Сентиментальный взгляд на усадьбу и окружающую ее природу не отменил более раннего отождествления дворянского гнезда с райским садом, хотя существующим образом его модифицировал. Д.С.Лихачев верно подметил тот факт, что пейзажный парк, ставший эстетическим соответствием рационально-эмпирической философии Джона Локка и либеральной идеологии вигов (интерес к «натуральным садам» впервые пробудили Джозеф Аддисон и Александр Поп в первой половине 18 в.), в художественной литературе появился еще раньше, а именно в четвертой книге «Потерянного рая» Джона Мильтона (1667), это в мильтоновском раю «натурально» текли ручьи, разливались озера, радовали глаз холмы и долины, луга и лесные поляны. В эпоху Просвещения важно было подчеркнуть, что «разум – это человеческая способность держать гармонию с вечным порядком вселенной. Сад – часть природы, не противоположность природе». Заметим, однако, что таков был интеллектуальный постулат, а не реальный порядок вещей того времени. Пейзажный парк в эпоху Просвещения и, позднее, романтизма не просто воспроизводил, а украшал природу, а это значило, что его пространство должно было быть ограничено от «дикости» внешнего мира, от «дикости» более в социальном, чем в природном смысле слова. И хотя имеются многочисленные факты, свидетельствующие о стремлении – как в Западной Европе, так и в России – сделать границу между пейзажным садом и естественным ландшафтом совершенно незаметной, а сам сад превратить в иллюзию «настоящей» природы (в этом направлении особенно энергично действовали теоретики садоводства – Н.А.Львов и А.Т. Болотов), тем не менее идея вертограда заключенного остается актуальной и в период расцвета усадебной культуры (конец 18- начало 19 вв.), и на протяжении всего 19 столетия.
Трудно иначе объяснить ощущение исключительности, «богоспасаемости» у усадебного мира в выше приведенных текстах и в следующих фрагментах: (см. с.59). Символом усадьбы могла служить беседка, именуемая «Роза без шипов». Эта идеальность усадьбы, как и «новое чувство природы, поэтическое и созерцательное, долго переживалось эклектическим 19 в.». Недворянская интеллигенция второй половины 19 века по-своему справедливо рассматривала усадебную жизнь как уход от реальной действительности с ее больными проблемами (с.60). Примечательно чеховское сравнение усадьбы с монастырем, с местом «заключенным». Свидетельства «заключенности», завершенности усадебного бытия и семантической напряженности ситуаций «у ограды», «у калитки» нетрудно найти и у других русских классиков: А.А.Фета, А.К.Толстого, И.С.Тургенева, И.А.Бунина. Более того, психопоэтика границы сада, этого защищенного от невзгод, возлюбленного места становится привычным элементом разного рода массовых любовных романсов и песен.
Для того, чтобы усадьба выглядела как «эдема сколок сокращенный», мало было отгородить ее от внешнего мира. Она превращалась в подобие рая благодаря целому ряду факторов. Вот наиболее важные из них.
Прежде всего следует упомянуть сильно выраженный элемент игры, шире театральности. В жизни усадьбы оно проявилось очень ярко. «Каждый вступающий в мир усадьбы, — утверждают современные исследователи, — должен быть готов к переменам и перевоплощениям, должен играть ту роль, которая предназначена ему декорациями усадьбы, зовущими к любованию природой и искусством». Действительно, дома и парки были полны разного рода декораций, выполнявших репрезентативную и игровую функцию. Главный дом даже в таких богатых усадьбах, как Кусково или Останкино, строился из дерева, но в пропорциях, характерных для каменной архитектуры, а само дерево было раскрашено под мрамор. В «тупиковых» аллеях сада устанавливались замаскированные зеркала или транспаранты с нарисованными пейзажами. На протяжении всего 18в. и по крайней мере двух первых десятилетий 19 века, дворяне творили обман, который охватывал самые широкие сферы русской жизни, но в усадьбе принимал особенно спектакулярные формы. В вольерах пели диковинные птицы, в оранжереях цвели тропические растения и зрели южные фрукты. В усадьбах, и в тех, что были расположены под Москвой, и под Петербургом, и в тех затерянных среди угрюмых лесов и унылых степей, гремел салют, сверкали иллюминации и фейерверки. В рай играли. Современный искусствовед В.С. Турчин характеризует это следующим образом: (с.60).
Своеобразным проявлением игры в иллюзию были многочисленные поэтические символы, которые в изобилии появились в усадебных садах в период увлечения сентиментальными идеалами. История и география, мифология и история литературы моделировались в разного рода «долинах Эхо», Юнговых островах», «Руссовых хижинах», «китайских павильонах», «магометовых лесах». Мода на меланхолию вызвала к жизни «аллеи вздохов», «беседки «Миловзоры», «бабушкины» пруды. В одной усадьбе рос дуб, выращенный из желудя, найденного якобы на могиле Вашингтона. Кроме того, широкое распространение получили архитектурные, скульптурные и живописные аллегории: тишины, раздумья, философии, поэзии, дружбы. Тогда же, в конце 18 века, появились знаменитые «темных лип аллеи», образу которых так повезло в русской классической (и, разумеется, в эпигонской) литературе. Таким образом создавался идеальный мир видоизменяющий старый образ райского сада в духе мечтательного сентиментализма, а впоследствии романтизма. Мир этот, как и вся послепетровская культура, был похож на потемкинскую деревню Впрочем, такие бутафорские деревни или молочные фермы с холеными коровами и буколическими пастушками строились по английской моде в парках при богатых усадьбах , владельцы которых ориентировались прежде всего на царские летние резиденции. Особенно показателен в этом отношении был Павловск. Вот как описывает поэт Ф.Н.Глинка свою прогулку по Павловскому парку в 1815 г.: (с.62). Созданная Пьетро Гонзаго художником декорация должна была производить впечатление живой натуры. Такое же впечатление должно было вызывать в эпоху культа естественной природы, в принципе, любое внутриусадебное пространство. На иллюзию вечного праздника накладывалась иллюзия «дорового», естественного бытия, идел которого был выдвинут Просвещением. И то и другое было не чем иным, как модификацией иллюзии рая.
Пейзажный парк с его тягой к естественности и простоте стал прямой противоположностью геометризированным искусственным садам барокко, получив теоретическое обоснование в трактатах англичанина В.Чемберса, швейцарца С.Гершфильда. В России наиболее активным пропагандистом натурального сада был А.Болотов, разработавший русский вариант его, приспособленный к среднерусской полосе.
В парках теперь меньше стало скульптуры, но зато возросла ее художественная и смысловая функция. Иная роль отводилась и различным павильонным сооружениям, уподобленным античным храмам и мавзолеям. Настроению созерцательной тишины и уединенности отвечали беседки «Миловиды», названия павильонов – «храм Дружбы», «храм Любви», «Музыкальный павильон» — раскрывали склонности тонкой, чувствительной души. Сентиментальному настроению способствовали инсценировки «простого сельского быта»: деревянные «хижины», «охотничьи» и «молочные» домики, «мельницы» — декорации, разбросанные среди ландшафта.
Парковую культуру второй половины 18в. отличал интерес к древностям. Однако чередование образов прошлого воспринимались не столько как повод для философских размышлений об истории и величии древних. В парках теперь особенно модны были строения в виде имитации средневековых и древних сооружений с мотивами крепостных башен, зубцов, стрельчатых арок, экзотического затейливого декора. Культ естественности стал определять и лицо праздненств, лишенных прежней барочной зрелищности и напыщенной парадности. Большое место теперь занимают прогулки по лесу и аллеям парка, игры на его лужайках, катание на лодках и т.п. Конечно, игровой момент праздника остается, но в нем появляется много пасторальных тем, с участием в представлениях помещичьих крестьян, одетых в национальные одежды. Большая часть созданных пейзажных парков стала воплощением идеи российского натурального сада, ориентированного на естественность, простоту и особенности среднерусской природы. Лишь в пригородах Петербурга – в Царском селе, Гатчине и частично в Павловске, а также в английской части Петергофа были созданы парки, непосредственно восходящие к английским образцам, чему немало способствовало привлечение к их устройству иностранных архитекторов и паркостроителей Ч.Камерона, Пьетро Гонзаго, И.Буша и других. Парки эти отличались своим специфическим настроением, связанным с романтическими веяниями.