Раздел: не указан
Ключевые слова:
не указаны
Аннотация:не указана
Текст статьи:
Генерирование идеи начинается еще на стадии обработки информации, т.е. в процессе восприятия и запоминания. Как показали эксперименты Э. Головапя, наиболее вероятной формой хранения информации в мозгу является ассоциативная сеть, которая делает возможными интуитивные мгновенные решения. Предпринимая попытки разработать методы, позволяющие проникнуть «внутрь» творческого процесса, математик Дьердь Пойя провел ряд серьезных исследований и убедительно показал, что, если пассивно ждать, решение может вовсе никогда не прийти: человек активно ищет его, но не осознает программу поиска [1]. На практике творческое решение проблемы нередко связано с неожиданным сопоставлением отдаленных явлений, не сходных внешне. Приоритет в данном методе у личности, с гуманитарным складом ума, обладателя художественного мышления, которое меньше боится пробелов в поступающей информации, в силу возможности заполнения их воображением. Это мышление оперирует цельными образами и высшими ассоциациями, схватывая самые общие связи на вершине иерархической лестницы ассоциаций, а затем уже находит их выражение через конкретную деталь [2].
В целом процесс кристаллизации творческой идеи скрыт от сознания и часто не заметен. Ф. Абрамов, например, писал об этом следующее: «Что толку говорить о той стороне писательской работы, повторяю, чрезвычайно важной, быть может, решающей в создании подлинного художественного произведения, которая почти совершенно не зависит от твоих усилий!» Тем не менее, появлению вдохновения предшествует большая скрытая работа, оно требует собранности, сосредоточения внимания. Рождение произведения из подсознания может осуществляться лишь в особом состоянии психики в целом. Это состояние можно определить как промежуточное между сном и бодрствованием. В.Ф. Одоевский называл его «сомнамбулическим». Совершенно особое состояние в момент рождения произведения обусловлено самим переходом от недоступного подсознания к сознанию – восприятие сознанием «подсказок» с его стороны возможны в некотором пограничном состоянии между тем и другим. Г. Гельмгольц писал, что хорошие идеи приходят в минуты рассеянного внимания. Д.И. Менделеев отмечал, что идея периодической системы химических элементов пришла ему перед засыпанием. Р.П. Уоррен говорил, что для достижения вдохновения ему необходимо добраться до состояния (во время длительного плавания), когда будто себе не принадлежишь. Академик А.Б. Мигдал писал о творчестве, как состоянии, «когда смешивается сознание и подсознание, когда сознательное мышление продолжается и во сне, подсознательная работа делается наяву».
Снижение контроля сознания может наблюдаться и в моменты особенно сильного возбуждения, в том числе в стрессовой ситуации. В некоторых случаях, обдумывая заранее все детали своего поведения и, улавливая момент, когда картина намечаемого сложилась, человек действует с такой огромной скоростью, что сознательный контроль поведения снижается. Повышенный темп деятельности позволяет осуществлять ее на вдохновении, в соответствии с наитием и внезапным развертыванием плана действий. Скорость смены действий в этих случаях велика и человек находится в это время в состоянии творческого экстаза. Иногда достижение контакта с подсознанием осуществляется при длительной активности, например, при ходьбе, езде на велосипеде, хозяйственных работах и пр. Безусловно, каждый способ имеет свои достоинства и недостатки. В целом же, вопрос о путях достижения вдохновения – это не только вопрос творческого долголетия, результативности творчества, но и продолжительности жизни творческого человека. Ожидание вдохновения может занимать часы или дни. Интуитивное чувство развивается, как правило, медленно – картина того, что интересует, должна сложиться, поэтому оно дает ответы на вопросы с большим запаздыванием, отвечает не на то, что спрашивается в данный момент. Рождению идеи предшествует ее созревание.
Когда Ньютона спрашивали, каким путем он пришел к открытиям, ученый отвечал, что всегда думал о них. Предмет исследования, говорил он, постоянно перед глазами и надо только ждать пока первые пробивающиеся лучи рассвета постепенно не осветят его сильным и ярким светом. Идея о систематической последовательности химических элементов Д.И. Менделееву пришла в голову в состоянии «цейтнота». 17 февраля (1 марта) 1869 года его ожидала срочная деловая поездка, которая подстегивала напряженную работу мысли. В таком состоянии напряжения и произошло открытие, которому способствовал также опыт, выражающийся в частом раскладывании Менделеевым пасьянса химических элементов [3]. Научно обоснованные факты показывают, что до тех пор, пока мысль жестко контролируется, ей трудно получить что-либо ценное, и человек становится творцом, когда уходит из-под контроля сознания. «Как мне кажется, – пишет драматург В. Розов, – художник мыслит до момента творчества и после него». Во время же самого акта творения размышления о происходящем быть не может.
Таким образом, согласно теории творческой экстремальности на первой стадии творческого процесса индивид находится в состоянии своеобразного страха перед информационным хаосом, противоречием между потребностью в новой информации и невозможностью осознать и проанализировать весь объем уже имеющейся. Это состояние по силе воздействия на человеческое сознание и подсознание можно сравнить с первой условной стадией поведения индивида в экстремальной ситуации, которая характеризуется первобытным страхом и мобилизацией как бы по тревоге адаптационных возможностей организма («стадия тревоги»). Но возможности человеческой психики и организма в целом ограничены. Находиться длительное время в состоянии тревожной неопределенности ни один организм не может. Таким образом, если индивид в относительно короткий срок не отказался от творческой активности, то на смену первой стадии приходит вторая. В творческом процессе на второй стадии происходит мобилизация всех внутренних резервов и рождается идея, открытие, новация.
При вхождении во второй этап творческого процесса логика становится бессильна. Поскольку принципиально новое знание невыводимо из прежней науки и ученому неведом алгоритм его извлечения, он апеллирует к внелогическим методам поиска, ищет ответа в интуиции. Когда проблема не решается в лоб, полезно «отправить» ее в подсознание. Получив задание, мысль будет продолжать работу, независимо от того, идет ли процесс сознательного обдумывания непосредственно данной проблемы. Под напором задания в мозгу образуется отражение проблемной ситуации, ее модель, которая настолько поглощает исследователя, что начинает жить в его сознании как бы самостоятельно, автономно. Модель становится доминантой, господствующим очагом возбуждения, находящимся в состоянии повышенной активности. Доминантные области агрессивны. Любая поступающая в мозг информация осмысливается под углом решения задачи, преобразуется так, чтобы помочь справиться с нею. На этом отрезке исследователь покоряется стихии мысли, отдавая себя во власть бесконтрольных состояний. Именно такие состояния и помогают творить. Состояние неуправляемости, отсутствие «прокурорского надзора» со стороны сознания необходимо для творческого прорыва, важно умение раскрепостить мозг, избавиться от тирании «я». Бесконтрольность позволяет вовлечь в научный поиск весь пришлый опыт, всю наличную информацию. Ведь неосознаваемое – огромный массив знаний, о которых исследователь в данный момент не отдает отчета. Плодотворность на этом этапе исканий находится в прямой зависимости от запаса знаний ученого, от его способности использовать все их богатство.
А. Пуанкаре называет удобным для открытий время путешествий, деловых поездок, визитов, то есть состояния отвлеченности от мучивших его проблем. Столь же плодотворными почитаются отпуска, туристские походы, а чаще всего – часы прогулки. Имеется много «показаний» ученых в пользу именно такой организации условий для поиска. Так, на прогулке по окраинам Глазго пришла Д.Уатту в 1765 году идея паровой машины. На прогулке же явилась «отцу русской авиации» Н.Жуковскому знаменитая формула подъемной силы крыла, а В. Гамильтону – решение проблемы гиперкомплексных чисел. Это произошло во время прогулки с женой вдоль канала в Дублине, где он жил. Здесь же, на месте «преступления», В. Гамильтон достал нож и вырезал на перилах моста формулу ответа. Для некоторых исследователей прогулки стали своего рода неотъемлемым сопровождением поиска. Академик А. Александров рассказывает об одном из крупнейших геометров мира, А.Погорелове, что свои лучшие работы он сделал, когда шел пешком из дома до института и обратно. Ежедневно 15 километров… Так же и Ж.Адамар считает, что, за исключением ночей, когда он не мог уснуть, все, что он нашел, он нашел, расхаживая по комнате.
Конечно, в часы прогулок работа мозга характеризуется и периодами сознательного обдумывания проблемы. И все же основная нагрузка ложится на интуитивные процессы. Здесь же важно отметить другое: открытие приходит в «нейтральное» время, в часы, не посвященные специально открытиям, и в этом, вероятно, скрыт секрет творчества. Подоплека такова, что все попытки сознательного решения, решения под контролем «я», обязательно поведут исследователя дорогой испытанных методов и концепций. Во время прогулок и других подобных занятий сознание отключено от активного вмешательства в процесс, а поиск отдан на волю непреднамеренных, отходящих от норм науки сцеплений идей. Это минуты, когда исследователь как будто и не помышлял о задаче, то есть сознательно не думал, казалось, не думал, но работа продолжалась, только шла она по нешаблонному пути.
По той же причине плодотворными для творчества оказываются состояния перехода от глубокого отдыха, каким является сон, к бодрствованию. Расторможенные сном структуры мозга, не успев еще обрести привычные состояния и нормы «поведения», наиболее открыты для неожиданных посетителей. В такие мгновения происходят невероятные сцепления идей, могущие оказаться плодотворными. Так, Р.Декарт писал, что «творческое настроение» посещает его, когда он бывает в расслабленном состоянии от сна. По собственному признанию К.Гаусса, перспективные догадки приходили ему в минуты пробуждения. Есть аналогичные свидетельства и многих других ученых. В один из таких моментов явилась, например, А.Эйнштейну решающая идея теории относительности. Изобретатель центробежного насоса Н.Аппольде отработал такую процедуру поиска. Когда возникали трудности в решении задачи, он дотошно ее «обсуждал» сам с собой, вызывая в уме все факты и принципы, относящиеся к интересующему случаю. Одним словом, формулировал программу исследования, загружая мозг работой. Решение приходило ему рано утром, когда он просыпался.
Как считает советский физиолог Н. Бехтерева, когда исследователь отвлекается от своей основной работы, «ответственные» за нее клетки мозга не просто отдыхают. Происходит пока необъясненное: мысли в это время словно «дозревают», чем и объясняются внезапно пришедшие решения, над которыми ученый трудился безуспешно. Таким образом, идет подспудная, отмеченная глубинными течениями деятельность бессознательных поисков.
Особое внимание привлекает творчество во сне – самое парадоксальное во всем феномене творчества, зато и наиболее сильно заявляющее о скрытой инкубационной работе мозга. Во сне мысль обретает наиболее расслабленные, наиболее освобожденные от надзора сознания состояния. Наука наиболее строгих, насквозь логических рассуждений, математика, однако, содержит немало свидетельств открытий во сне, например, Р.Декартом, К.Гауссом, Ж.Кондорсэ. После нескольких неудачных попыток А.Пуанкаре проинтегрировать уравнение, полученное в одном из исследований, ему приснилось, что он, читая лекцию студентам по исследуемой теме, на доске интегрирует именно то уравнение, которое ему никак не давалось. Припомнив содержание сна, и записав на бумаге ход рассуждений, Пуанкаре обнаружил, что решение верно. За установление химического способа передачи нервных импульсов австрийский ученый О. Леви был удостоен Нобелевской премии – мысль о наиболее важном эксперименте, определившем успех всего дела, пришла исследователю во сне.
Не менее выдающимся стало открытие А. Кекуле в 1865 году формулы бензольного кольца. Ему приснился бал, кружились пары, превратившиеся затем в целые группы атомов. Одна из них как-то незаметно держалась в стороне и этим привлекала внимание. «Мой умственный взгляд мог теперь различать длинные ряды, извивающиеся подобно змеям. Одна из змей схватила свой хвост и в таком виде, как бы дразня, завертелась перед моими глазами… Словно вспышка молнии разбудила меня… Я провел остаток ночи, разрабатывая следствия и гипотезы». Образ змеи, схватившей себя за хвост, и навлек идею замкнутой цепи атомных соединений, идею кольца [4].
Немало фактов творчества во сне собрано о художниках, композиторах, поэтах, писателях. Это образ знаменитой мадонны Рафаэля и ряд созданий Ф. Гойи, мелодия Первого концерта для фортепьяно с оркестром П.Чайковского и мотив «Дьявольской» сонаты Д. Тартини, это план и несколько сцен 1-го акта «Горя от ума» А. Грибоедова и т. д. В целом, творение во сне – загадочный феномен того же ранга, что и открытия в часы прогулок, отдыха, чтения не относящейся к делу литературы и других посторонних занятий. Оригинальные идеи обычно не рождаются в усталом мозгу, потому они и приходят во время прогулок, отпусков и т.п.
Структуры мозга не могут не функционировать. Как полагали уже древние (Аристотель, Гиппократ), сновидения – это проявления мышления, продолженного во сне. Но в изоляции от внешних, рассеивающих внимание факторов мысль способна извлечь из запасов памяти такие знания, которые в состоянии бодрствования остаются в тени, затушеваны наплывом «текущей» информации. В бодрствующем состоянии мысль исследователя не выплескивается из берегов традиционных течений, она ищет готовые методы, привлекает сложившиеся объяснения. Сны и грезы ведут к тому счастливому синтезу, который не дается при методическом обдумывании.
Таким образом, результат творческого процесса приходит внезапно, как плод свободного соединения идей. По этой внезапности он и назван озарением. Повышенное расходование внутренних резервов организма (в том числе и интеллектуальных) на второй стадии экстремальной ситуации обусловливает существование организма какое-то определенное время на «пике» своих адаптационных систем. Но процессы, проходящие на второй стадии и в том, и в другом случае не беспредельны. Это даже не этап, а акт творчества, который характеризуется мгновенностью протекания. Его сравнивают с бурно хлынувшим потоком света, с неожиданно засиявшим ярким свечением. Суть озарения в том, что элементы проблемной ситуации, то есть знания, непосредственно участвующие в решении проблемы и находившиеся до сих пор в разрозненном состоянии, замыкаются в единую целостную структуру. Именно потому, что происходит замыкание и рождается новое знание, озарение не может состояться по частям. Решение возникает сразу полностью и завершается быстро. Но вспышка озарения может замыкать цепь раздумий лишь у человека, выстрадавшего открытие. То, что нужное знание, завершающее поиск, оказывается «под рукой», всплывая в критическую минуту из пластов бессознательного, этот факт закономерен. Что именно человек может увидеть в самых безобидных ситуациях, что он может вспомнить, какие ассоциации пробудить – все это зависит от его эрудиции, опыта.
Наступление третьей стадии – «стадии истощения» сопровождаются в экстремальных условиях в организме сигналами о несбалансированности требований среды и ответов организма на эти требования. В отличие от первой стадии, когда эти сигналы ведут к раскрытию кладовых резервов организма, в третьей стадии эти сигналы – призывы о помощи, которая может прийти только извне – либо в виде поддержки, либо в форме устранения экстремального воздействия. Третья стадия творческого процесса становится стадией монотонного подведения итогов, экспериментальной проверки и детального обоснования полученных результатов.
Несмотря на то, что исследователь не знает, как он пришел к результату, не умеет тут же его обосновать, сам он уверен в истинности полученного. Для него правота добытой идеи и решение кажется самоочевидным уже в момент догадки. А. Эйнштейн, например, рассказывая о найденных им методах вычисления орбиты Меркурия, вспоминал, что он был совершенно убежден в очевидности результата еще до вычисления. По этой причине некоторые вообще с полным пренебрежением относились к дальнейшей судьбе своего открытия. Их не заботило, как они будут приняты. О Ж. Фурье говорят, что он во многих выводах полагался на свою мощную интуицию и его мало смущала строгость найденного результата. Оттого в ряде случаев добытое им было впоследствии развито и обосновано другими математиками: П. Дирихле, Г. Риманом, Г. Кантором, К. Вейерштрассом.
Фактически новая идея вначале не более чем гипотеза, которую еще надо отстоять, обосновать. И, лишь пройдя доказательство, она получает «прописку» в науке. Эта процедура и называется доведением результата и порой может быть растянута надолго.
Академик В. Глушков отмечал, что доказательство одной теоремы длилось у него три года, день за днем, буквально без передышки. А над задачами посложнее, говорит В.Глушков, бьются и по 20, и по 30 лет. Собственно поисковые действия на этом этапе не проводятся, ведь доказательство не может принести новых истин, оно лишь обосновывает добытое. Исследователи выделяют два способа решения задач: систематический и эвристический. Первый – метод проб и ошибок. Он по праву считается логическим, ибо предполагает построение алгоритма, рассчитанного на систематический анализ ситуации. Эвристический путь, то есть путь, использующий вспомогательные приемы, строится на догадке и потому связан с интуицией. Однако и на этом пути при решении некоторых типов задач обращаются к логике. Более того, некоторые исследователи (Л. Де Бройль, Г. Селье) выделяют два типа ученых. Их называют «интуитивисты» и «логисты»; имеется в виду преимущественное использование ими методов либо интуитивного, либо логического поиска.
Так, «интуитивисты», апеллируя к догадке, любят привлекать образы. Несклонные к длительной осаде позиции, они пытаются решать проблемы с ходу, нередко с первого же удара добиваются успеха. Наиболее яркие фигуры среди них – Г. Лейбниц, Э. Торричелли, Ж. Фурье и многие другие. «Логисты» любят систематические исследования. Следуя строгой аналитической выучке, ученые этого типа склонны обходиться без образов, избегают полагаться на догадки и строят новые теории преимущественно логическими средствами. Так, к примеру, проводил свое исследование великий шведский систематик К.Линней. Костяк его теории – классификация. Столь же методически рассудочно, способом проб и ошибок, шел обычно к открытию Т. Эдисон.
Подобное деление в известной степени условно. Большинству ученых подходят, по-видимому, промежуточные характеристики с той или иной мерой склонности к «логическому», а в основной массе к «интуитивистскому» типу. Искусство ученого – в способности сочетать оба эти начала: свободу воображения, питаемого интуицией, и холодный расчет; умение строить воздушные замки, но и умение обосновать их совсем не призрачную реальность. Эта обособленность интуитивного и логического в рамках их союза находит подтверждение с неожиданной стороны. Современная нейрофизиология достаточно убедительно показала наличие в работе полушарий мозга функциональной асимметрии. Левое сосредоточилось на абстрактном, логико-аналитическом мышлении, правое же ответственно за интуицию и образность, за художественное творчество. Правая половина мозга оставила за собой «сторожевые функции», слежение за внешней средой. Поэтому она все «видит» конкретно, эмоционально окрашено, работая на уровне чувств. Это позволило частично высвободить левое полушарие для анализирующей, обобщающей деятельности. В результате, помогая друг другу, полушария и разрешают жизненные задачи [4].
* * *
Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что творческий процесс в трех основных стадиях по своей сути приобретает черты экстремальной ситуации и обладает сходством со структурой субъективного реагирования на нее индивида. Причем это сходство нередко остается без внимания самого творящего, так как в процессе творчества он, испытывая потребность в духовном уединении, отрешенности «от всего мирского», пребывает в эмоциональном напряжении, поднимающем «над суетой сует», в состоянии творческого «транса», характерном для творческой экстремальности. Погружаясь «с головой» в процесс создания нового или открытия, человек становится невосприимчивым к боли и голоду, переменам температуры и климатических условий, к словам и поступкам окружающих.
Таким образом, человек, вовлеченный в творческий процесс, обретает совершенно особое состояние – цельности, глубочайшего внутреннего единства. Это состояние сопровождается теми же признаками и эмоциями, что и любая экстремальная ситуация: скоростной спуск на горных лыжах, пребывание на тонущем среди океана теплоходе, необходимость катапультироваться из горящего самолета.
Литература:
1. Лук А.Н. Юмор, остроумие, творчество. – М: «Искусство», 1977. – 184 с.
2. Лук А.Н. Психология творчества.– М: Наука, 1978.
3. Вахтомин Н.К. Практика – мышление – знание: к проблеме творческого мышления. – М., 1993.
4. Сухотин А. Парадоксы науки.– М.: «Молодая гвардия», 1980. – 240 с.