Автор(ы) статьи: Редкозубова Ольга
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культура, язык, стилистика, трактат, понимание, значение.

Аннотация:

в статье раскрыты основные подходы к познанию культуры, ее содержательным, функциональным позициям в обществе. Обозначив культуру схематично, текстово он изложил пояснения к ней в виде афоризмов, которые представляют собой объемные в смысловом плане подходы ее понимания и осмысления.

Текст статьи:

А.М. Белосельский – один из людей, оставивших после себя труды, связанные с размышлениями о культуре, ее смысле, значимости, новое прочтение их становится сейчас чрезвычайно важно и интересно, ведь мысль остается. Бессмертие фило­софа в том, что он смог, что успел создать, что было услышано. Оно не имеет прописки, оно ин­тернационально.

Князь Александр Михайлович Белосельский-Белозер­ский (1752-1808) был образованнейшим человеком сво­его времени, состоял членом Петербургской академии наук, Российской академии словесности, Академии худо­жеств, Академии древностей в Касселе, Академии словес­ности в Нанси, Болонского института. Белосельского знали как дипломата и поэта. Он был посланником в Дрездене и Турине. Писал главным образом по-французски. На русском языке (в сотрудничестве с Державиным) его перу принадлежит текст оперы «Олинькна или первона­чальная любовь). О философских заслугах Белосельского многие источники молчат. Интересна связь философских идей Белосельского и Канта. Многие источники  утверждают о переписке русского забытого философа со знаменитым Кантом. Кант увидел в работе Белосельского «Дианиология» все те познава­тельные способности, которые описаны в «Критике чи­стого разума». Был ли Белосельский знаком с этим про­изведением? В какой мере вообще духовное влияние Кан­та было его уделом? Сказать трудно. Читая впервые «Дианиологию», невольно представляется  русский дипломат ученик кёнигсбергского философа, посылаю­щим на отзыв учителю плоды своих раздумий над его трудами.   В одной немецкой книге      (К. Ставенхаген. «Кант и Кёнигсберг») встретилось упоминание о Белосельском как о pyсском студенте Канта. Но в опубликованных мат­рикулах Кёнигсбергского университета той поры имя Бе­лосельского не значится. Может быть, русский аристократ был вольнослушателем? Нет никаких достоверных свиде­тельств о его пребывании в городе Канта. Нет данных и о знакомстве с трудами Канта.  Формирование фило­софских взглядов Белосельского происходило под влия­нием французских энциклопедистов — Даламбера, Воль­тера. Руссо, Монтескье, Кондильяка, имена которых  встречаются  на страницах «Дианиологии». В 1790 году был издан в Дрездене трактат «Дианиология, или Философская схема мышления». («Дианойя», или в другом прочтении «дианийя, по-гречески -   «ум»,  «размышление».) на французском. Но все же факт остается фактом в Театральном му­зее когда-то хранился фонд княгини Зинаиды Волконской  (дочери А. М.  Белосельского ), где находились  интересные материалы свидетельствующие о переписке и связи  Канта и Белосельского.

Есть сведения, что трактат «Дианиология» публиковался в свое время также на английском и итальянском языках.

При переводе на русский пришлось учитывать два обстоятельства. Прежде всего,  необходимо было дать адекватную философскую терминологию, без которой со­чинение Белосельского легко превращается в абракадаб­ру. Другая проблема — стилистика. Французский язык со времен «Дианиологии» не претерпел тех изменений, которые произошли в нашем. Поэтому Белосельского на­до переводить современным  русским языком, как пере­водят, скажем, Ларошфуко. Кстати, именно у последне­го Белосельский учился краткости, выразительности, изя­ществу. Во вступлении к своему трактату Белосельский приводит три редакции 65-го афоризма Ларошфуко. Пер­воначально текст занимает полстраницы, затем автор со­кращает его, а в третьем варианте остается одна фраза: «Нет недостатка в похвалах осмотрительности, однако она не может оградить нас даже от самого ничтожного случая». Параграфы «Дианиологии» также сжаты до пре­дела.

Для вящей наглядности Белосельский сопровождает свои рассуждения схемой. Текст трактата, по сути дела, комментарии к ней. Представьте себе пять концентриче­ских окружностей, каждая изображает познавательную способность. В центре — «инертная неопределенность, представляющая собой лишь потенцию познания. Низшая сфера познания — животная «тупость», где господствуют чувства и инстинкт. Далее, «сфера простоты или сужде­ния», здесь руководствуются здравым смыслом и интуи­цией. Затем «сфера рассудка», отличительные черты которой — ясность, последовательность, упорядоченность. Выше расположена «сфера прозорливости или трансцен­денции», ее особенность — познание предмета как целого. Это сфера философии. Здесь видят сразу множество опосредований. Комментируя этот раздел, Белосельский говорит об игре как школе, где тренируются творческие силы. И наконец, «сфера духа» — область творческого воображения, гения. Дух — вершина познания, он «по­казывает больше, чем ожидают увидеть), он — враг «за­стоя и пределов», единственный предел для него — са­ма жизнь: воображение должно оперировать только реальным материалом, не фантомами, иначе на своих крыльях (выразительно изображенных на cxeмe) оно мо­жет легко унестись в «пространства вымыслов». Между познавательными «сферами» Белосельский располагает «пространства ошибок», как бы указывая на рубеж, за которым познание превращается в свою противополож­ность. «Сферы» — узенькие полоски, «пространства» -  ­довольно широкиеие полосы, автор явно убежден, что ошиб­ки, безрассудство и глупость в человеческом мире пре­восходят по размеру способности умножать и усваивать знания. Белосельский представляет себе две страны или области, отдаленные друг от друга (наши врожденные предрасположения, наша природная метафи­зика). Страна рассудка в широком значении этого слова есть способность мыслить, страна созерцания есть про­стая способность чувствовать, воспринимать[1].

Первая из этих стран состоит из трех сфер. Первая сфера — сфера рассудка или способности понимать, создавать понятия, объединять созерцания. Вторая пред­ставляет собой сферу суждения иди способности приме­нять понятия к частным случаям in concreto, то есть при­водить в соответствие с правилами paccудка, и это со­ставляет собственно yм,  lе bоn sеns. Третья  есть сфера разума или способности выводить частное из всеобщего, то есть мыслить по основоположениям.

Если эти три умственные способности первой страны будут употреблены по аналогии с высшим законодатель­ством разума, направленным на истинное завершение че­ловека, и создадут систему, целью  которой   является муд­рость, то они составят сферу философии. А если приведут себя в соответствие с низшей способностью (простым со­зерцанием), а именно с самой существенной ее частью, которая представляет собой творчество и состоит в вооб­ражении (не порабощая себя при этом законами, а отда­ваясь стремлению черпать из самих себя, как это имеет место в изящных искусствах), то они составят особую сферу гения, что равнозначно слову «дар», «творец».

Таким образом, философ обнаруживает пять сфер.

Если, наконец, воображение  уничтожает себя произ­вольным  своим действием, оно вырождается в обычное помрачение или расстройство ума; когда оно не пови­нуется больше разуму, да еще силится поработить его, человек выпадает из сословия (сферы) человечества, ни­звергаясь в сферу безрассудства или безумия.

Для Белосельского каждая отмеченная им «сфера» — своего рода разряд, в который природа зачис­ляет человека, в пределах которого он может себя совер­шенствовать, но за рамки которого он выпрыгнуть не мо­жет. Белосельский видит социальное неравенство и не одобряет его, неравенство способностей он считает есте­ственным и непреодолимым. Человеку остается лишь пра­вильно определить свою принадлежность к той или иной сфере и развивать способность, данную ему от рожде­ния.

Белосельский приложил к своему трактату еще одну схему, в которой дал «дианиологическую» классификацию некоторых знаменитостей, распределив их по четырем своим интеллектуальным «сферам». Аргументами он себя не утруждал. Можно лишь гадать, почему в «сфере суж­дения» наряду с философом Эпиктетом и художником Дюрером оказалась мадам   де   Помпадур. В    «сфере рассуд­ка»    мы видим   Людовика XIV, Лютера, Пуссена, Эпикура, Юма. В «сфере прозорливости» — Кромвеля, Кальвина, Локка, Паскаля. В «сфере духа» — Петра Первого, Фридри­ха II, Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, Шекспира, Платона, Декарта, Руссо. Здесь трактат Белосельского опyскается до уровня светской беседы — занимательной, но необязательной.

Есть о Бе­лосельском две работы. Русская — А. А. Верещагин « Московский Аполлон». Петроград, 1916 (тираж 300 экземп­ляров!); и французская — А. Мазон. «Двое русских — ­французские писатели». Париж, 1964. Верещагин описы­вает альбом «Московского Аполлона», как называли Бело­сельского современники. Он был «любимцем муз», знато­ком живописи и музыки, сочинял стихи — французские и русские, мы находим их в альбоме. Рядом — письма Вольтера, Мармонтеля и других знаменитостей, автогра­фы Екатерины II и Павла 1. Попутно Верещагин расска­зывает о жизни владельца альбома. Он с похвалой отзы­вается о дипломатических донесениях князя из Турина, содержавших объективный анализ революционных собы­тий во Франции, что, впрочем, повлекло недовольство императрицы и послужило причиной отозвания его на родину. Журит Верещагин Белосельского за фривольную «Олиньку», постановка которой вызвала скандал, чуть было не закончившийся бедой для автора. О «Дианиоло­гии» Верещагин упоминает мимоходом и притом крайне пренебрежительно. По его мнению, это «философский сумбур».

Мазон оперирует более обширным кругом источников, чем Верещагин. Он привлек архивные мaтериалы и впер­вые опубликовал ряд неизвестных французских произве­дений Белосельского. Интересны сообщаемые им сведе­ния о воспитателе молодого князя. Это был француз Тье­бо, юрист и писатель, член Берлинской академии наук, впоследствии якобинец. Что касается «Дианиологии», то Мазон пересказывает ее содержание, но, ссылаясь на Ве­рещагина, оценивает ее невысоко.

В творчестве Белосельского «Дианиология» не слу­чайная вещь. В рукописном «Диалоге на смерть и на жизнь» Белосельский говорит о пользе игры, сравнивает дарование игрока с разумом математика и ссылается при этом на «Дианиологию». В конце диало­га — изречение, созвучное пафосу трактата: «Наслаждай­тесь всем досыта, но не до усталости». Мудрый, уравнове­шенный человек был Александр Михайлович Белосельский. А вот афоризм, перекликающийся с идеей о неиз­менности людской натуры: «Гора переменила свое ме­сто — верь, ежели угодно. Человек переменил свой нрав — не вepь!». Bce это хранится в Центральном го­сударственном архиве литературы и искусства.