Автор(ы) статьи: Ларкин Лев Геннадьевич –ЛГПУ
Раздел: Социальная культурология
Ключевые слова:

война, культура, амбивалентность, противоречивость, взаимодействия

Аннотация:

В статье раскрывается культурфилософско понимание войны, которое отражает ее многаспектность и противоречивость. Основания последнего (противоречивости) присутствуют даже при этимологическом его анализе. Обращение к этимологии понятия «война» дает понимание о ней, как об образе вещи, различимом как глазом, так и умом . В силу этого возникает сущностная двусмысленность понимания войны, так как понимаемое умом может антропологически быть не заметно при ее чувственном восприятии, реальном пребывании на ней или переживании ее.

Текст статьи:

Понятие и термин «война» едва не одно из самых распространенных явлений, которое сегодня применимо к разнообразным трениям, стычкам, противостоянию, непониманию и др., которое включает в себя как межличностные отношения, так и борьбу государств.

Понятие войны отражает ее чрезвычайно многаспектно и противоречиво. Основания последнего (противоречивости) присутствуют  даже при этимологическом его анализе. Обращение к этимологии понятия «война» дает понимание о ней, как об образе вещи, различимом как глазом, так и умом^[1]. В силу этого возникает сущностная двусмысленность понимания войны, так как понимаемое умом может антропологически быть не заметно при ее чувственном восприятии, реальном пребывании на ней или переживании ее.

Даль В.И. в своем «Толковом словаре» отмечает, что война есть «раздор и ратный бой между государствами, международная брань. Наступательная война, когда ведут войско на чужое государство; оборонительная, когда встречают это войско, для защиты своего. Война междусобная, усобица, когда один и тот же народ, раздвоившись в смутах, враждует между собою оружием. Война сухопутная, морская, битва на материке, на море. Война подземная, подкопы разных родов, при осаде, с той и с другой стороны. Малая война, аванпостная служба, занятия и обязанности сторожевой части войска. Партизанская война, действия отдельных, мелких частей войска, с крыльев и с тыла неприятеля, для отрезки ему средств сообщены и подвоза. Народная война, в которой весь народ принимает, по сочувствию к поводу раздора, живое участие.»[2].

Он также отмечает множественность и разнообразие существующих войн, оговариваясь, что есть и «чернильная война», очевидно, в современности могущая быть приравненная к информационной. Давая войне нравственные оценки он пишет, что хорошо про войну слышать, да плохо видеть, что с войной шутки плохи, развязать ее легко, а продолжать трудно. Всякая война от супостата, а не от Бога. Термин «война» он сопоставляет с терминами битва, бойня, от которых произошли и слова боярин, воевода и др.

В настоящее время практически любое противодействие пытаются отметить термином «война». Эти позиции и настораживают и, одновременно показывают, что это явление очень широко и чрезвычайно многообразно, что требует герменевтического рассмотрение его смысла.

Не будем перечислять, в каких случаях, как реальных, так и парадоксальных применяется термин война, отметим лишь, что в большинстве случаев он не применим и лишь нагнетает обстановку непонимания.

Тем не менее, разных оттенков войны множество, достаточно указать, что в настоящее время используются термины «Великая Отечественная война»,  «звездные войны», «идеологическая война», «маневренная война»,  «междоусобная война», «Вторая мировая война», «гражданская война»,  «кнопочная» война», «партизанская война», «справедливая война», «холодная война», «термоядерная», «атомная» война и мн. другое. Все эти термины указывают на разные способы и виды вооружения, применяемые в войнах, что и дает им названия.

Тем не менее, термин «война» же рассматривается в словарях как «вооруженное межгосударственное и внутригосударственное столкновения. Война как общественно-политическое явление — продолжение политики государства насильственными средствами. В догосударственный период отечественной истории, войны в современного понимании не было, вооруженные столкновения носили характер борьбы за выживание»[3].

Брогкауз и Ефрон отмечают, что «война — есть организованная вооруженная борьба между государствами или народами, по поводу каких-либо столкновений из-за обоюдных интересов, прав и притязаний. Частная Война между отдельными лицами, семьями, родами, постоянное явление у первобытных народов. В современных цивилизованных государствах предупреждается законом и судом. Война государств и народов является неизбежной вследствие отсутствия судилища с достаточно сильной исполнительной властью для разрешения международных споров. Различают Войну наступательную и оборонительную, малую (второстепенные предприятия небольших отрядов)»[4].  Авторы отмечают и подчеркивают множественность и самого понимания войны, и появления ее вследствие отсутствия жесткой законодательно-исполнительной власти, существующей в государстве, и разную по задачам и средствам, вовлекаемых в нее в процессе ее осуществления. Отмечая, что война бывает частной, они указывают на личностные аспекты ее происхождения, которые, однако, для участков событий имеют чрезвычайное значение. Таким образом, война не обозначена здесь достаточно четко, что наглядно просматривается в следующем определении.

В словаре синонимов показано, что «война – есть борьба, борение; столкновение; поход, кампания, нашествие, блокада, бомбардировка. Война: внутренняя, внешняя, газетная, кровопролитная, междоусобная, морская, сухопутная, наступательная, оборонительная, партизанская, таможенная. Вспыхнула война. Постоянная война его с взяточниками не знает перемирий. Прекращение дружественных отношений между государствами[5]». В данном случае война охватывает собой чрезвычайный перечень причин, средств, способов ее ведения, задействованную численность людей и др.

В данном случае даже приведенные примеры не показывают сущность и культурфилософское понимание исследуемого феномена, что вносит определенную путаницу в сам понятийный аппарат и требует четкое выделения границ исследуемого явления. В.В. Серебрянников, в частности говорит, что «…многие политики и ученые полагают, что все происходящее в России с 1992 г., а также в ее отношениях с Западом есть настоящая война: «идет третья Отечественная», «третья мировая», «война в
России и против России в разгаре». При этом утверждается, что отсутствие сражений — отнюдь не показатель отсутствия войны. Важно, якобы, что результаты того, что делается в России, совпадают с теми, что бывают обычно следствием войны: разваливается армия, гибнет народ, разрушается хозяйство, страна превращается в колонию Запада».[6]

Такое частое употребление данного термина говорит о глубоком укоренении понятия «война» в самой культуре,  ментальности, что и приводит к широкому использованию его в самых разных ситуациях. Но межличностные стычки, или «дорожные войны» (передача на канале «Перец») еще не есть война в прямом смысле этого слова. Это лишь разные формы проявления агрессии, основанной, прежде всего на искаженном понимании изначального смысла войны. В данном случае акцентуируется лишь острота ситуации, которая часто доходит до крайности, и показывает эмоциональный накал задействованных в данном случае людей, а вовсе не способ разрешения конфликтов. Этими измерениями человечество занимается много столетий. Создавая сложные переплетения междисциплинарного контекста, что представляется сейчас сгруппированным в несколько направлений:

1)                определение и установление взаимообусленности  и взаимосвязи дел воспитания-образования и взращиванием «военного этоса» (Аристотель прямо указывает в «Политике», что «война вынуждает быть справедливым и воздержанным, а заботу о военных делах нужно считать прекрасной, хотя и не высшей и главной целью всего, а лишь средством к ее достижению»[7]. Более того, он отмечает, что участие в боях, отмеченное кольцами, придает мужчине социальную престижность, так как число колец означает число проделанных им военных походов. И уже одно то, что человек жив, говорит о его умении воевать. Он отмечает, что « в Македонии был в ста­рину закон, в силу которого человек, не убивший ни одного неприятеля, дол­жен быть подпоясываться недоуздком. У скифов такой человек не имел права во время одного праздника пить из круговой чаши. У воинственного племени иберов вколачивают вокруг могилы умершего столько кольев, сколько он ис­требил врагов»[8]. Отметим, что этот обычай существует и в наше время. Во время Великой отечественной войны летчики рисовали после каждого удачного боя, а значит сбитого самолета, звезду на своем фюзеляже, во время афганской войны существовал более варварский обычай – отрезать душманам уши и др. Но не будем продолжать этот ряд примеров. В любом случае следует отметить, что война так прочно входит в культуру, что порождает свою собственную субкультуру и символику, высшими показателями которой становятся символы воинских званий, награды и др.

2)                Не менее важной чертой является исследование амбивалентноси войны, в которой заключены как культуроразрушающий, так и культуросозидающий компонент. Не смотря на спорность второй позиции, именно война, необходимость готовности к ней, развивает многие направления науки, хозяйства, особых черт развития личности и др., которые нельзя умалить.

3)                Следующей чертой, которая позволяет рассматривать войну как «вложенность» ее в культуру, поскольку само искусство войны, умение ее вести, отлаженность подготовки к ней, готовность принять и отразить военные нападения, есть показатели культуры и конкретно военного этоса. Античные писатели прямо указывали на различие цивилизованных и варварских народов в зависимости от военного искусства, тактики и стратегии[9], общей направленности политики и развития последней.

4)                Наконец, Зиммель вообще показывает, что в истории сформировались мирные и воинственные культуры. Последние так часто принуждены вести войну, что сама их ментальность воспринимает мир именно с воинственной точки зрения и возможность решения любых конфликтов исключительно военными методами[10]. В частности, он пишет,  что когда «целесообразность и необходимость заставляла какую-нибудь группу мно­гократно вести войну, то из этого может развиться во­инственная наклонность, для позднейших проявлений которой мы тщетно будем искать достаточных оснований в сознании деятелей»[11].

Многочисленные попытки объяснить суть войны, придать ей нравственное начало в случае отражения нападок неприятеля, помогают найти ее место в культуре и сделать попытку дать ей культурфилософское обоснование.

Последнее проистекает не из характера войны, но ее целевого обоснования и анализа характера военных средств, которые используются в процессе ее ведения. Это верно с точки зрения политологии, военного дела и др., но в культурологии это не дает верного обоснования культурных причин ее возникновения, ведения и самого факта существования.

Мы полагаем, что с точки зрения культурологии, война может происходить и проистекать только из культуры, так как любые цели войны и направленность последних,  исходят из попыток захвата или обережения того, что создала культура. То есть доминантой в любой войне есть то, что она – дитя культуры, и только с точки зрения последний (культуры) ее и можно оценивать, интерпретировать и анализировать.

Поэтому и само понятие войны целесообразно трактовать только с точки зрения поиска ее места в культуре, культурном пространстве, культурных модусов и культурных значений.

Например, К. Клаузевич, прямо отмечает, что война имеет мощные нравственные составляющие, подчеркивая, что «если профессия военного вообще что-то значит, она должна опираться на непоколебимый кодекс чести. Иначе те, кто следует за барабанами, будут всего лишь кучкой наемных убийц»[12].

Но, одновременно с этим, война настолько переворачивает все нравственные устои вверх дном, что еще Эсхил указывал, что «на войне правда — первая жертва». Эти примеры можно множить, но сутью их является то, что и первая и вторая цитата, как и множество других, говорят о войне не как об обычной схватке, но особом состоянии, в котором доминантой выступает нравственное начало. Эти характеристики перенесены и в наше время. Не случайно разборки 90-х годов закрепили за определенными бандформированиями названия «безпредельщики». Именно это подразумевает, что нравственных оснований, или, говоря распространенным сейчас, криминальным языком, «понятий» эти люди не имеют. Помимо этого, Наполеон указывал, что на войне есть две силы – это сабля и дух. И именно дух оказывается самым сильным оружием. Но его нужно взращивать, формировать, то есть использовать целый арсенал культурных средств воспитания, что также подтверждает тезис о том, что война – порождение культуры.

При этом подготовка себя к войне и знание о ней  представляется только виртуальной реальностью войны. Это четко отмечает Прудон: «Знать материальную сторону сражений и осад, просле­дить на карте все движение армий, свести счет людям, лошадям, пушкам, сна­рядам, ранцам, перечитать все ноты, которыми обменялись воюющие сторо­ны перед объявлением войны, — все это не значит знать, что такое война. Стратегия и тактика, дипломатия и интрига имеют свое место на войне, как вода, хлеб, вино, масло — в богослужении, как жандармы и швейцар, тюрьма и цепи — в правосудии. Но все это, взятое само по себе, не раскрывает никакой»^[13] сущности войны,  и не дает представление человеку о тех реалиях, которые она на самом деле несет.

Исходя из этого, определяется необходимость  рассмотрения культуфилософского понимания войны. Если сравнивать понимание ее  другими науками, то приходится констатировать, что каждая из них исходит из собственной предметной сферы, давая войне то трактование, которое ближе всего именно ей. Так политологи и
социологи  давая основания войне, учитывают прежде всего конкретные цели и средства, которые развязали войну и дают ей питание. Терминология «захватническая», оборонительная, атомная и др. – отвечает именно этим целевым показателям.

Совершенно естественно, что война вся пронизана этими аспектами, но культурологические измерения этого феномена приводят к иным способам ее анализа.

В качестве такого можно выделить деятельностный подход. Вся культура и  ее результаты – результаты продуктивной деятельности человека, направленные на преобразование себя и окружающего пространства. Деятельность рассматривается как творческий целенаправленный процесс, который имеет и личностные и темпоральные и предметные характеристики. Человек, включенный в нее и доводящий ее до логического конца, наделяет себя и окружающее преображенными качествами. Человек, включенный в деятельность, подготавливает себя к восприятию той или иной модели культуры в том виде, в каковом это возможно. Но, в то же время, по выражению Хайдеггера человек «падает в культуру», так как подготовить себя к любым ее направлениям, просто нет возможности. И именно ситуация, в которую он попадает и должен существовать и становится той точкой отсчета, которая дает ему возможность преобразования.

Но и война и военные действия также являются деятельностью, к которой людей специально готовят. Но направленность последней (деятельности) совершенно иная. Если в культуре деятельность продуктивна, то в войне она разрушительна, агрессивна, более того, воинов нацеливают именно на воспитание в себе определенной агрессии. Цель каждой войны и любого поединка – одолеть врага, одержать полную победу, что требует особого восприятия других как изначальных недругов. Доминантой любого боя становится победа над противником, причем победа любой ценой. Поединок, сражение, есть квинтэссенция сущности войны — есть «именно данное место и
конкретное время деятельности человека с оружием в руках. Именно результатом деятельности в бою является насилие, проявляющееся одномоментно (с его начала и до его окончания). В войне оно проявляется неоднократно, поскольку войны редко когда обходились одним сражением»[14]. Это дает основание Клаузевицу определить войну как «пульсацию насилия, которому нет пределов»[15].

Известно, что спортсмены (боксеры, борцы и представители других силовых видов спорта) стараются не встречаться и не общаться с противником до соревнований, дабы не «стереть» символическое восприятие  противника именно в качестве такового.

Эту проблему достаточно подробно рассматривает Сенявская Е.С. в своей монографии «Психология войны в ХХ веке – исторический опыт России»[16].  Она указывает, что в условиях вооруженного конфликта восприятие «свой – чужой» предельно обострено. Последний превращается в  реального и смертельного врага, которого нужно одолеть, а лучше убить, поэтому любая экстремальная ситуация противостояния «не на жизнь, а на смерть» становятся прямым источником угрозы самому существования не просто человека, а общности  «мы» и составляющих ее индивидов…. Расплывчатый образ оборачивается вполне конкретными проявлениями несчастий, происходящих от «чужого», враг должен быть «плохим», свои позитивные черты рассматриваются у противника как негативные»[17].

Именно такое восприятие врага дает возможность его уничтожать, так как в противном случае убийство – противное человеческой натуре, социуму и Богу – действие и вообще невозможно в культуре.

В силу этого, ситуация войны формирует чрезвычайно  положительный образ своих, однополчан, соотечественников, что подкрепляется идеологическими, художественными и иными средствами, которые одновременно усиливают «нечеловеческие» качества врага, как «нелюдя». Это очень хорошо просматривается  и во всех этнических сказках, когда противник «поединщик» рассматривается как «чудо – юдо», чудище, монстр. Это присутствует и сейчас в многочисленной кинофантастике, когда в качестве противников выступают инопланетяне, принимающие человеческий вид, а на самом деле представляющие собой совершенно другие сущности.  Именно такое  восприятие другого выводит его за рамки нравственных культурных оценок и снимает  главную дихотомию культуры и религии «убийство – смертельный грех».

Следовательно, в культуре должно развиваться такое явление, как агрессия, стремление к насилию, которое может и должно сопровождать войну.

Более того, сформировалась политика агрессивности, приобретя крайне очевидные риски для человека и человечества. Сформировав «излишнюю самостоятельность», она начинает «отрицать» саму культуру, ее создавшую, тем самым создавая «почву отмирания» культуры. Сама политика рассматривает войну как такую реальность, которая достигает результатов силовыми насильственными (как правило, вооруженными) методами. При этом военные специалисты отмечают, что более 60% войн не реализовали поставленных целей. «Пытаться с помощью войны решить политические споры между государствами, пытаться добиться мощи и славы — это все равно, что заставить всех людей Поднебесной пить одно лекарство для лечения разных болезней, ибо пользы от этого, может быть будет лишь четырем-пяти человекам…»[18]. Следовательно, война отражает интересы незначительного числа людей, подчиняя себе остальных и вовлекая их в силовые действия.

В такой интерпретации мы можем говорить об искажении самого поля культуры, в котором доминантой выступает агрессивная политика, которая из конкретно военных действий переносится в культуру повседневности и провоцирует человека к таковым действиям.

Даже если мы перенесемся в интонационную речевую культуру  повседневности, СМИ, многочисленных сериалов (не говоря уже о направленности сюжетов), то становится очевидным, что сам характер вербального общения чрезвычайно напорист, агрессивен, часто нарочито поддевает другого (других) и требует подобного или сходного реагирования. Это повсеместная практика, что позволяет говорить о том, что человечество подстегивают именно к агрессивным видам рефлексии.

В бытовой культуре место мягкой русской интонации занимает иная форма   — практически обязательность напора, жесткости и др.  То есть, милитаризация культуры происходит постоянно. Пока подобное будет культивироваться в политике и, соответственно, в культуре, само существование войны и ее доминантная роль в социуме, будет диктовать существование и направленность многих аспектов культуры и общее натяжении ее пространственных полей. При этом значимость человека как творца культуры не только затмевается, но и  практически отрицается. Его ценность выступает в значительной степени в качестве квазиценности.

Таким образом, политологическое рассмотрение в человека войны позволяет говорить, что он как квазиценность нивелирован в политической деятельности, так как доминантой последней (политической деятельности) является достижение именно политических целей.

Культурология совершенно иначе рассматривает самого человека, определяя его как меру всех вещей, как сущность, которая стоит над культурой, творит ее и, в том числе, определяет политические цели.  Коль скоро культура определяется как специфическая творческая деятельность людей во всех областях, то война так же входит в палитру ее рассмотрения. Как уже отмечалось ранее, война тоже есть деятельность, но направленная диаметрально противоположным образом.

Культура представлена, в силу этого, множественными видами разнообразной деятельности,  часто разнонаправленной как в количественном, так и качественном измерении. Их множественность связана в приложением усилий человека и человечества в разные области, а именно, художественной, политической, социальной, нравственной, гуманистической и др., или их антиподами. В любом случае культурная деятельность продуктивна и конструктивна, что и определяет качество и герменевтические смыслы культурной составляющей. В этом случае, если предметом исследования философии является «человек и вопрос» что есть человек», то культурологическое понимание занимается изучением именно деятельностных позиций, «деятельностный человек» в прошлом, настоящем и будущем. Поэтому аксиология его деятельности и есть мерило культуры. Культуроформирующая деятельность антипод войны, которая есть культуроразрушающее начало. Но, как часть культуры, война также амбивалентна по своим смыслам, и в ней самой есть культуросозидающие основы (развитие науки, техники, подготовка (воспитание и образование военных профессионалов)  и др.). Объединяющим началом здесь выступаем, говоря словами К. Ясперса «потребность философского познания человеком, которое есть, ни что иное, как постоянное нахождение в пути» [19]. Об этом же говорит и вся восточная философия, главное это Дао – путь, по которому идет человек и то, что он делает  на этом пути. Цель – это второстепенное.  Поэтому более важным становится характер, направленность, качество и нравственная окраска выполняемых смыслов и действия.

Если же возвратиться к попыткам культурологического объяснения войны, то выясняется, что вся культурная деятельность человека противна состоянию войны. Все деяния человека – ценности культуры, артефакты которой позволяет рассматривать уровни его развития в конкретных исторических этапах, чье суммарное выражение позволяет оценивать общечеловеческое состояние культуры в целом. Более того, анализирование войны с точки зрения гуманитарной культуры, в принципе отрицающей агрессивность и разрушение, отмечает, что в войне нет смысла. По выражению Мережковского  у «войны нет религиозного смысла», так как она абсолютно  амбивалентна религиозным заповедям, в частности «не убий».

Но насыщенная социальная жизнь, множественные общественные процессы не только не направлены на реализацию подобного, но и рассматривают войну как часть культурно-исторического процесса, объективных реалий.

Культурфилософское трактование и понимание войны должно быть подобно трактованию самой культуры. Не будем говорить сейчас, что ее определение насчитывает в настоящее время более 500 дефиниций, отметим рабочее определение культуры, отмечающее, что она (культура) «есть специфическая творческая деятельность людей в области материального и духовного производства, сфере социальных норм и социальных институтов, отношений людей к природе, социуму, самим себе и между собой»[20].  Оно включает в себя практически весь спектр определений, всю палитру человеческой деятельности, составляющей культуры и деятельностные особенности человека в ней. Поэтому войну можно рассматривать как вооруженные действия, осуществляемые специфическими антропологическими и материальными средствами (оружием), замкнутом в конкретном социокультурном пространстве, направленном на реализацию  конкретных целей в этносоциальном, темпоральном аспекте.

Это определение позволяет нам охватить множественные грани понимания войны с точки зрения культурологии. Первое – средства войны – специально созданные и множественно тиражированные орудия (оружие), характер которого прямо связан с целями и масштабами войны. Антропологическая составляющая – люди – военные, подготовленность и количество которых,  также связаны с целевыми параметрами военных действий. Характер войны и ее темпоральные составляющие – длительность ведения военных действия может быть осуществлена как спецсназом – специально подготовленным отрядом, так и гражданской    войной, когда в нее включаются все  или большинство жителей прямо или косвенно. Территория, на которой ведется война всегда этнична, так как учитывает как природные особенности (война в тропиках отлична от войны на северных территориях), так и  характеристические склонности проживающих там людей.

Большинство из приведенных здесь факторов – это порождение культуры, так как создание оружия – научные достижения, изучение местности, этнического фактора, подготовка военных, тактика и стратегия боев и всей воны – деятельностные особенности, производные культуры. Но сам характер действий, нацеленный на разрушение и уничтожения – противный культуре аспект.

Это позволяет рассматривать войну как часть социокультурного исторического процесса, глубоко укорененного в каждой культуре и регулярно  повторяющиеся в ней. Очевидно, она – необходимая составляющая социокультурной действительности, особое состояние ее, которое позволяет концентрированно проявить все лучшие и худшие человеческие и социальные свойства. Говоря словами И. Канта война «так же как никогда не прекращающаяся борьба между индейскими племенами аратхавескау и «собачьи ребра» не имеет никакой другой цели, как одно лишь смертоубийство. Храбрость в бою есть высшая добродетель диких. Но и в цивилизованном состоянии — она предмет удивления и повод для особого уважения, какого требует то сословие, у которого она единственная заслуга… То обстоятельство, что человек ставит своей целью то, что он ценит больше своей жизни (честь), причем отказывается от всякого своекорыстия, указывает на что-то возвышенное в его задатках. Однако по тому спокойствию, с которым победители восхваляют свои подвиги (побоище и резню без пощады и т. п.), видно, что только их превосходство и учиненное ими без всякой цели разрушение и есть то, что они ставят себе в заслугу[21]»
Более того, И. Кант указывает, что общество и человечество должно обратить внимание на «…удивительное сочетание двух видов порочности, внешние отношения между народами, когда цивилизованные народы находятся друг с другом в отношении грубого естественного состояния (состояния непрерывной войны) и упорно придерживаются намерения никогда из него не выходить; и он увидит совершенно противоречащие публичному заверению и никогда не оставляемые принципы величайших государств, принципы, которые ни один философ не мог согласовать с моралью и взамен которых он не в состоянии (что очень плохо) предложить лучшие принципы, совместимые с человеческой природой, так что философский хилиазм, который надеется на утверждение вечного мира, основанного на союзе народов как мировой республике, точно так же, как и богословский, уповающий на полное моральное исправление всего человеческого рода, всеми осмеиваются как мечтательность»[22].

Такое амбивалентное сочетание культуры и войны дают основания для утверждения, что культурология может рассматривать их как действие философского закона единства и борьбы противоположностей, диктуемого общими закономерностями существования и развития социокультурного процесса.

Все это вместе позволяет сделать выводы, выделив культурфилософское понимание войны, заключающееся в понимании ее как:

1. 1.  явлении, осуществляемом специфическими антропологическими и материальными средствами (оружием), замкнутом в конкретном социокультурном пространстве, направленном на реализацию  конкретных целей в этносоциальном, темпоральном аспекте.

2. война есть часть социокультурного исторического процесса, глубоко укорененного в каждой культуре и регулярно  повторяющиеся в ней. Очевидно, она – необходимая составляющая социокультурной действительности, особое состояние ее, которое позволяет концентрированно проявить все лучшие и худшие человеческие и социальные свойства.

3. амбивалентное сочетание культуры и войны дают основания для утверждения, что культурология может рассматривать их как действие философского закона единства и борьбы противоположностей, диктуемого общими закономерностями существования и развития социокультурного процесса.