Автор(ы) статьи: РОМАХ О.В., СЛЕПЦОВА А.О.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

фантазия, творческий процесс, архетип, коллективное бессознательное, воображение, вдохновение, спонтанность, одержимость, новаторство

Аннотация:

В статье анализируется процесс творчества с позиций психологии. Поэтапно рассматриваются психические факторы, являющиеся необходимыми при включении личности в процесс творчества. Подробно исследуются общечеловеческие, общезначимые идеи, названные Юнгом – «архетипы». Наличие именно этих идей и гарантирует гениальность того или иного произведения искусства, преодолевает личностное начало в человеке, выводит его за границы сознания свой личности.

Текст статьи:

Необходимым  компонентом  творческой  деятельности является фантазия, психологическое  содержание которой  состоит в построении образа конечного или промежуточных продуктов деятельности. По своему значению понятие фантазия  совпадает с понятием воображения.

Под фантазией в психологии понимают комплекс представлений, отличающихся от других комплексов представлений тем, что ему не соответствует никакой внешне реальной объективной данности.

Активная форма фантазии, принадлежит к высшим проявлениям духовной жизни человека, поскольку именно в активной форме сознательная и бессознательная личности субъекта сливаются в одном объединяющем произведении. Следовательно, фантазия становится одним из высших выражений индивидуальности; она создает единство этой индивидуальности и саму эту индивидуальность. Фантазирование уже представляет собой процесс и активную форму фантазии. Поэтому, процесс фантазирования тождественен с течением процесса психической энергии. Когда психическая энергия сосредоточивается вокруг комплекса представлений и достигает высшей точки, тогда начинается выброс энергии. Выброс психической энергии дает толчок творческой активности, которая осуществляет себя по-разному.

Каждая творческая личность обладает дуальностью. Она есть синтез противоречивых установок, порожденных личной жизнью и безличностным творческим процессом. Можно говорить о том, что личностный аспект творчества является его ограничением и только надличностное начало ставит творение в ряд выдающихся. Лишь то творение становится событием для человечества, которое выходит за границы личного опыта, тогда оно становится выражением коллективного человека, а художник – это и есть коллективный человек, который несет в себе бессознательную психологическую жизнь человечества.

И тот, кто сумел преодолеть в своем творчестве личное начало – способен выработать идеи, важные для всех людей. К таким гениальным общечеловеческим и общезначимым идеям можно отнести символы, найденные самим Юнгом – «архетипы», «коллективное бессознательное», «психологические типы». Таким образом, наличие таланта это возможность вычленить универсальные изначальные врожденные психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, найти объективное содержание фрагмента окружающего мира.

Фрейд освещает другую сторону фантазии. Стремясь к удовольствию, индивид желает освободиться от проявления внешней реальности и, желая быть свободным, индивид находит свободу в своих фантазиях. Как подчеркивает В. Лейбин в своей книге «Фрейд, Психоанализ и современная Западная философия», «принцип реальности» Фрейда не накладывает свой отпечаток на человека, руководствующегося в своей деятельности исключительно «принципом удовольствия». В фантазии человек наслаждается своей свободой, открыв для себя нечто вроде «заповедной пущи», отвоеванной им и ставшей его убежищем от внешнего мира с его различными требованиями и притязаниями «принципа реальности».

Сам механизм фантазии осуществляется следующим образом, фантазия спонтанно генерирует множество идей, затем эти отрывочные идеи подхватывает воображение, развивая и наслаивая их, друг на друга. Затем сознание вступает и контролирует идеи. В этом сонме идей сознание высвечивает самую яркую из них, превращая ее в доминирующую. Потом доминирующая идея расчленяется на ряд более детальных идей, каждая из которых вновь готова породить из себя все новые и новые идеи. Когда воображение окрашивает их гармонией слов, красок, тонов и полутонов – произведение растет и ширится в сознании художника. В этот момент начинается первичный отбор части идей по критерию красоты. Власть красоты в психике гения почти безгранична.

Чем шире пространство воображения, тем богаче и глубже внутренний мир личности и тем больше воображение способно давать жизнь явлениям скрытой реальности, в которой живет человек. Функция воображения выражает себя в различных представлениях поэтических, музыкальных, художественных образов. Но не каждый способен увидеть образ не глазами, а представить его в своем воображении и целостно нарисовать картину образа. Испанский поэт Ф. Г. Лорка смотрел на воображение как на синоним способности человека к открытиям. Воображение дает связь и жизненную очевидность фрагментам скрытой действительности, в которой движется человек. «Это воображение придумало четыре стороны света, – пишет поэт, – это оно открыло причинную связь вещей; но оно никогда не могло погрузить руки в пылающий жар алогизма и безрассудности, где рождается вольное и ничем не скованное вдохновение».

Загадка и природа воображения имеют истоки не только в самом психическом аппарате личности, но и в деятельности функций разных полушарий асимметричного мозга. Так, правое полушарие формирует и структурно охватывает целостный образ объекта, явления, ситуации. На основе восприятия множества звуков или визуальной реакции на отдельные признаки, детали, соединяет их в одну общую картину. Обрабатывает эти элементы и связывает их в одно целое, в одну структуру с большой скоростью – за счет параллельной работы клеток мозга. Левое полушарие мозга, наоборот, выделяет из целого детали, признаки, а потом анализирует их, устанавливает связи между признаками, объектами, понятиями. Можно сказать, что если правое полушарие образное, чувственное, художественное – отвечает за воображение и фантазию человека, то левое – логическое, аналитическое. Большинство физиологов считает, что за сознательную деятельность мозга отвечает только левое полушарие или, во всяком случае, ему отводится доминирующая роль. Так, например, выдающиеся художники пера обладают сильно развитым правым полушарием мозга.

Но воображения и фантазии мало, необходимо внезапное озарение, душевный подъем, то есть вдохновение, другими словами, эмоциональное состояние повышенной способности к творчеству.

Свойствами вдохновения Рибо считал внезапность и безличность: ««Вдохновение резко врывается в сознание, хотя и предполагает предварительную, скрытую работу, часто весьма продолжительную». Вдохновение приходит иногда во время сна и будит спящего. Вы чувствуете легкий электрический толчок в голове, в то же время вас что-то хватает за сердце. Это и есть момент гения», – приводит слова Бюффона Рибо.

Вдохновение – это состояние, когда неожиданно охватывает какой-то непонятный, чудодейственный смерч: поэт попадает под власть несущегося потока слов и рифм, композитор неожиданно оказывается во власти звуков.

Считается, что состояние вдохновения нельзя призвать по требованию разума, оно приходит спонтанно. Но Р. Вагнер в своей книге «Моя жизнь» вспоминал о том, как он целенаправленно вызывал у себя состояние вдохновения, когда он работал над оперой «Лоэнгрин». Он пишет: «Когда я хотел приняться за первый набросок музыки «Лоэнгрина», мне до того мешали неотвязно звеневшие в ушах мотивы «Вильгельма Телля» Россини, последней оперы, которой я дирижировал, что я пришел в настоящее отчаяние. Наконец я прибег к средству, оказавшемуся действенным и во время одной прогулки я стал энергично напевать, по свежей памяти, первую тему Девятой симфонии» Бетховена».

Есть и другие факты того, что великие люди вызывали вдохновение искусственно. Шиллер опускал ноги в холодную воду… Бетховен искал вдохновения бродя по полям в окрестностях Вены. Шуман говорил, что ему достаточно провести рукой по лбу, все приходит само собой… Математик Адамар находил сложнейшие математические решения в ходьбе вокруг стола… Гете писал «Фауста» многие годы. В письме к немецкому философу, Вильгельму фон Гумбольдту, он говорил, что затруднение состояло в том, чтобы силой добиться того, что на самом деле составляет самопроизвольное действие природы. Кроме того, Гете работал только в герметически закрытом – без малейшего доступа свежего воздуха – помещении. А Хемингуэй, наоборот, бежал из дома в шумное кафе, где писал роман, сидя за столиком. Эрнст Гофман, немецкий писатель и композитор, трудился в комнате, оклеенной черными обоями. А на лампу надевал то белый, то зеленый абажур. Леонардо да Винчи, для того чтобы приняться за работу, нужно было слышать звон колоколов. Собственно, творчество начинается там, где начинается вдохновение. Поэтому у многих творческих людей  есть свои способы, как достигать вдохновения. Часто они просто много работают в надежде, что рано или поздно вдохновение появиться, и тогда, может быть, получиться что-либо интересное. У писателя Юрия Олеши было даже такое правило «Ни дня без строчки». Так он и назвал свои дневники.

Вдохновение – это энергетическое движение, но это не только всплеск, но и поток. В моменты вдохновения психическая энергия проявляет себя и концентрируется на проблеме, все остальное в такой момент вытесняется на дальний план сознания, оно в моменты вдохновения закрыто для внешних влияний, внешняя жизнь отступает перед внутренней жизнью. Само слово вдохновение, фактически, означает вдохнуть или наполнить энергией процесс созидания. Есть авторы, чей дар гениальности исчерпывается одним высшим достижением, хотя творчество продолжается всю жизнь. Сервантес вошел в историю как автор одного гениального романа о «Дон Кихоте», а итальянский композитор П. Масканьи известен как гениальный автор одной оперы «Сельская честь». В русской литературе таков феномен неисчерпаемых произведений И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» – редчайшего сочетания сатиры, гоголевского гротеска и необыкновенного юмора. Но еще более необычен феномен французского офицера Руже де Лиля  – автора бессмертной «Марсельезы». «Гений одной ночи», – назвал его Цвейг.

Всего один раз в жизни под воздействием лунной ночи и страстного порыва, соединились в его душе великие состояния человеческого бытия: я мыслю, я бунтую, я страдаю, и потому я существую. Чрезмерная впечатлительность де Лиля под влиянием экстремальной ситуации перестроила всю его психическую систему. Впервые в своей жизни Руже де Лиль почувствовал это чудо вдохновения, когда его фантазия и воображение, идеи, мысли музыкальные образы овладели его душой. Все бунтовало в нем, сосредоточение было так сильно, что ему показалось, что пела сама его душа. Говоря языком науки, все исключительные и редкие для обычных людей факторы гениальности на короткое время одной ночи приняли у Руже де Лиля свои запредельные значения, и он попал в ту область, где рождается неповторимое. Так всего лишь один раз в жизни де Лиль воплотил в «Марсельезе» то, что называют даром гения, обессмертив свое имя.

Сколько он не сочинял потом, так и не смог превзойти то, что было создано им в ночь на 25 апреля 1792 года. Де Лиль умер несчастным, всеми забытым озлобленным семидесяти шестилетним стариком. Но в истории навсегда остается то, что является великим; она не забыла и де Лиля, он был похоронен в Парижском Пантеоне рядом с Наполеоном.

Можно заметить, что все формы творчества от науки до искусства обязаны своим существованием не только акту вдохновения и не столько ему, сколько соединению, сочетанию, синтезу фантазии, воображения, вдохновения и спонтанности. Только тогда проявляет себя вечная тайна творчества, только тогда творец раздвигает границы видимого мира.

А. Блок сказал о сущности поэзии такие слова, которые мы можем считать метафорой самого процесса поэтического вдохновения: «Стихи – это молитвы, сначала вдохновенный поэт-апостол слагает ее в божественном экстазе. И все к чему он слагает ее, – в том кроется его настоящий бог. Диавол уносит его – и в нем находит он опрокинутого, искалеченного, – но … бога. А если так, есть бог и во всем тем более — не в одном небе бездонном, а и в «весенней неге» и в «женской любви». Потом чуткий читатель. Вот он схватил жадным сердцем неведомо полные для него строки, в этом уже и он празднует своего бога. Вот таковы стихи. Таково истинное вдохновение. Об него, как об веру, о «факт веры», как таковой, «разбиваются волны всякого скептицизма». Поэт определил суть поэзии как зов читателя к тому вдохновенному состоянию, которое испытывает сам поэт, сочиняя стихи. Если читатель способен принять это состояние, значит, поэт достиг своей мечты. Это означает, что если при восприятии произведения искусства наступает вдохновенное состояние, подобное вдохновенному состоянию художника в момент творчества и достигается высокий уровень предельных переживаний, тогда эти предельные экстатические состояния души есть не просто сопереживание, вызванное произведением искусства, но и постижение гармонии, напряженности и замысла творения. Здесь рождается мгновение «совместного творчества» и психическая система человека (автономный творческий комплекс) меняется настолько, что может приобретать почти те же вклады факторов гениальности, как у художника-творца. В этом заключен зеркальный парадокс критерия гениальности.

Дар гениальности среди прочих свойств творческой личности включает в себя спонтанность психических процессов. Спонтанность – это психический процесс не только неподвластный разуму, но частично порабощающий его. Спонтанность – это поток выбросов из бессознательного мыслей, поток идей, поток догадок, поток озарений и парадоксальных решений. При этом спонтанность обязательно проявляет себя в союзе с интуицией, а интуиция, в свою очередь, нуждается в спонтанности.

Путь к идеалу совершенного творения лежит через всплески спонтанности. Когда нет спонтанности, тогда обнаруживает себя нерешительность и колебание между альтернативными решениями. Без спонтанности развитие смысловых структур происходит по традиционному пути стереотипных решений. Так утрачивает себя творческий поиск.

Нет спонтанности, значит, разум лишен той силы, которая движет творческим процессом. В спонтанности есть две противоположные стороны: с одной стороны, для творчества необходима спонтанность, которая свободна от контроля сознания, с другой, без контроля сознания – нет и помощи разума. Спонтанность не борется с разумом, она его усиливает, управляет им изнутри, питает и вступает в конфликт, когда последний опирается на излишнюю консервативность. В гениальности проявляет себя беспредельная спонтанность и только сверхспонтанность неконтролируемая сознанием (как высшая степень свободы в творчестве без заданного традицией русла и ограничения разума) позволяет совершать великие открытия. Великие открытия лежат далеко за пределами традиционных смыслов. Но чтобы попасть в эту запредельную область, нужен спонтанный процесс «за гранью» обычного, поэтому сверхспонтанность становится той границей, за которой царит ненормальность.

Продуктивность и интенсивность деятельности помогает гению преодолевать познавательно-психологические барьеры быстрее и легче, чем обычному человеку, который защищен консервативностью своего сознания. Сосредоточенность, по существу, тесно связана с повышенными значениями эмоционального поля, которое как бы окружает информационно-смысловые структуры. Повышенный уровень эмоциональной окрашенности информации связан с сосредоточенностью, а аномальные значения поля эмоций рождают сосредоточенность. Одно обуславливает другое. Сильный эффект положительной обратной связи выступает в роли мультипликатора. Одно усиливает другое. Это и есть часть общего механизма вдохновения у одаренного человека. По всей вероятности, способность сосредоточиться выступает одной из многих необходимых составляющих продуктивной творческой работы. У одаренного человека в момент сильнейшего сосредоточения на локальном участке напряженной смысловой структуры соединяются в единое целое и психические, и материальные силы, действующие  одновременно в одном направлении – найти новые элементы. Так в процессе творчества проявляет себя принцип навязчивого образа.

С творческой сосредоточенности начинается тяга психики к навязчивому образу. Навязчивый образ связан с чувством неуверенности. Спасение от этой психической неуверенности разум ищет в возвышении некоего образа – того образа, который заполняет мозг и поглощает большую часть психической энергии. Именно в навязчивом образе человек ищет спасение, в нем он находит выражение своих страхов, с помощью него оценивает духовную реальность. Навязчивый образ обладает парадоксальной природой, его психические кандалы играют или благотворную, или консервативную роль. Опираясь на прошлый опыт, навязчивый образ ведет психику в тиски, из которых есть только один выход – разорвать цепи, связывающие с прошлым. Но с другой стороны, навязчивый образ заставляет мозг усиленно «работать», чтобы найти подтверждение значению того образа, которым поглощено сознание. Когда суждения уже не имеют силы, а эмоции и чувства подходят к своему высшему пределу, когда интеллект, чувства и эмоции соединяются вместе, тогда в мгновенном озарении рождается мысль, идея или новый образ.

Если предположить, что поглощение навязчивым образом большей части психической энергии человека ведет сосредоточению всех сил организма, то его роль становится велика в тех случаях, когда кажется, что почти не остается сил преодолеть препятствия. Но в экзистенциальные моменты творчества благодаря силе этого навязчивого образа и наступает решительный переход к наивысшему воплощению творческих устремлений человека.

Сильная эмоциональная окрашенность и постоянное возбуждение информации обусловлены биологической значимостью навязчивого образа.

Если такой навязчивый образ овладел ученым, то роль этого образа зависит от того, какие идеи в нем содержатся – старые парадигмы науки или новый взгляд. Навязчивый образ, связанный с мыслями о новом, имеет прогрессивную направленность, но вынуждает его обладателя быть глухим к чужим (даже новаторским) идеям. Навязчивый образ предопределяет высокую одержимость и ненормальную заинтересованность нормального человека. Ненормальная заинтересованность проистекает от высокой концентрации мысли на достижении ранее поставленных целей. Навязчивый образ из-за чрезмерного возбуждения можно рассматривать в качестве особого «невротического» состояния, которое может быть как коротким, так и очень длительным.

В последнем случае переход в маниакальность может рождать самые парадоксальные идеи, впоследствии признанные революционизирующими прежние представления и взгляды. Склонность к помешательству гениальных людей, по-видимому, в первую очередь объясняется насыщенностью их сознания навязчивыми образами и интерференцией между ними, то есть взаимоподавление одновременно осуществляющихся психических процессов.

Творческая мысль и интуиция гения синтезируют новые смысловые структуры, которые запечатлеваются в кладовых памяти и ожидают момента начать свое бурное развитие. Психическая энергия, превращаясь в химическую энергию нервных клеток, которая в свою очередь преобразует энергию электрических импульсов, распространяющихся в нейронных сетях мозга по заранее проторенным и непроторенным путям. Новые пути, прокладывающие новые следы памяти, которые направляют течение мысли к новым идеям через бесчисленные комбинации связей одних нейронов с другими. Сплетение новых замкнутых нейронных цепочек, по которым  циркулируют нервные импульсы, генерируют калейдоскоп новых идей.

Завершающая структура приобретает сильную эмоциональную окраску (при этом меняется химический состав крови) и закрепляется в мозгу вблизи порога считывания. Непрерывное превращение психической энергии в химическую и электрическую знаменует циклический процесс творчества.

Если внутреннего резерва психической энергии все-таки недостаточно, чтобы произошел прорыв интуиции и мысли в новое знание, требуется «подкачка» внешней силы, в качестве которой выступает космическое метасознание. Есть предположение, что гениальностью обладают те люди, психика которых как бы связана с космическим метасознанием. Оттуда они черпают свои идеи (а по Вернадскому, в ноосфере содержится все накопленные человечеством знания).  Некоторые исследователи творчества Ньютона полагают, что невозможно одному человеку осуществить такое огромное количество открытий в разных областях математики и физики, которое совершил Ньютон. Поэтому биографы великого ученого вынуждены предположить мистическую идею о том, что сознание Ньютона будто бы подключалось к необъятному космическому океану знаний. Но на самом деле, хотя Ньютон и гений, невероятный охват сфер объясняется полным «выключением» из сознания ученого других сфер, что подтверждает известная история о том, как однажды Исаак Ньютон решил сварить куриное яйцо, не прерывая работу. Взял хронометр, чтобы варить яйцо в течение трех минут. Однако он был занят математической задачей, которую пытался решить в тот момент. Когда же он спохватился, то очень удивился: часы были поставлены вариться, а в руке он держал яйцо, чтобы засекать время.

Одержимость вытесняет все жизненные потребности, и они временно отключаются, чтобы не мешать доминирующей потребности, цель которой – успеть выразить свой могучий творческий потенциал. В сентябре 1833 года Бальзак пишет: «Я стану повелителем духовной жизни Европы! Ещё два года терпения и труда – и я перешагну головы всех, кто хотел связать мне руки и помешать моему восхождению. Я изведал преследования и несправедливость, и воля моя стала тверже меди». Сколько гениев думали так же, как думал Бальзак, переполненный мощным стремлением добиться признания и славы. «Воля моя стала тверже меди», – восклицает создатель «Человеческой комедии». Его не страшит необозримый океан препятствий.

Адлер писал, что «…стремление к превосходству является фундаментальным законом человеческой жизни; это «нечто, без чего жизнь человека невозможно представить». Ценой упорного труда, воли и вследствие механизма гиперкомпенсации индивид способен достичь даже уровня гениальности на каком-нибудь поприще. Излюбленный пример Адлера жизнь знаменитого древнегреческого оратора Демосфена, страдавшего в детстве заиканием и тиком, но ставшего, несмотря на эти недостатки, одним из самых знаменитых ораторов всех времен.

Стремление к превосходству и одержимость многое объясняют в творчестве гениально одаренных людей, в особенности, эти два фактора проливают свет ещё на одну крайне загадочную проблему – как объяснить неимоверную способность гения трудиться. Высочайшая производительность творческого труда обусловлена интенсивными процессами в бессознательном. Механизмы творчества гениев становятся ещё более таинственными и почти мистическими, когда стремление к совершенству своих творений у гениев, их одержимость созиданием тесно переплетаются с их жертвенностью. Это так называемый перфекциони́зм (от фр. perfection — совершенствование) — убеждённость в том, что совершенствование, как собственное, так и других людей, является той целью, к которой должен стремиться человек. Предполагается, что искомое совершенство включает, прежде всего, добродетели, а также развитие присущих человеку талантов и дарований. Сторонники перфекционизма иногда считают, что совершенствование человека является не только его нравственной задачей, но и смыслом всей человеческой истории.

Гении пассионарии, хотя разумом чувствуют свою неподконтрольность инстинкту самосохранения, но бессильны  сопротивляться двум сильнейшим влечениям стремлению к совершенству и непреодолимому влечению принести свою жизнь в жертву созидания.

Невозможно объяснить здравым смыслом невероятную продуктивность работы Леонардо и Микеланджело, Ньютона и Лейбница, Баха и Моцарта, Гете и Байрона, Толстого и Достоевского.

Одержимость – это та ось, вокруг которой вращается со всеми своими хитросплетениями судьбы стиль жизни гения. В индивидуальной психологии Адлера стиль жизни зависит от уникальной совокупности соединения черт, способов поведения и привычек, иными словами, всех факторов творчества, которые выстраивают жизнь человека. Стиль жизни зависит не только от личностных характеристик гения, но и от динамического взаимодействия внутренних механизмов творчества и социальной среды. Судьба вершит эволюцию стиля жизни на различных отрезках жизненного пути гения или неповторимая картина творческой одержимости каждого гения вынуждает к покорности саму судьбу? Так ли уж важно, кто над кем господин, но одна всепоглощающая страсть гения к творчеству пронизывает его жизнь. Чтобы усилия одержимости не пропадали даром, у нее должен быть союзник, и он есть. Это поистине безграничное терпение. Бесконечно шлифовал свои скульптуры в поисках нужной формы Микеланджело. Его тщательность и терпение в подборе нужного мрамора поражала даже каменотесов, видавших многое на своем веку. Вот как описывает И. Стоун в романе «Муки и радости» одержимость молодого Микеланджело: «Рустичи говорил ему: «Ты Микеланджело все время постишься, потому что не можешь заставить себя прервать работу, когда наступает полдень!». Вспоминая это ядовитое замечание, Микеланджело скорчил гримасу. Разве он не чувствует в себе решимости безраздельно отдаться своему делу… и разве он не готов, если необходимо, к посту и молитве, к любому искусу, лишь бы у него достало сил хоть ползком ползти в эти Сады, в эту мастерскую?».

Гений постоянно стремится к совершенству, оставаясь неудовлетворенным от достигнутого, ищет глубину и новые смыслы там, где их еще никто не обнаружил, отрываясь от современников во времени и пространстве. В этом и сила гения, и в этом трагизм его творчества.

Писатель И. Стоун сам являл пример человека, обладающего осью одержимости в чертах характера. Поражают не только его психологические характеристики этих людей, но и объем произведений. Книги Стоуна стали бесценным материалом для научных исследований о сущности творческого процесса. Но художественные биографии, как и исключительно научные исследования, никогда не отразят всей глубины творческого процесса. Никому не под силу осмыслить творчество и судьбу гения только в научных терминах или только в литературных сочинениях, ибо в творчестве гения всегда присутствует магическое начало. Это начало Цвейг определил как демонизм личности. «Демонический человек, – писал Цвейг, – вовсе не то же самое, что человек творческий, он может быть еще таинственнее в своей сущности, он весь – природная мощь, одухотворенная стихия. Внешне он ничем не выделяется, у него нет других примет, кроме производимого им воздействия – неописуемого, сравнимого лишь с некоторыми волшебными капризами природы. Вокруг него – тысячи и тысячи людей, и каждый из них, инертный и неодушевленный, стремится прочь, подчиняясь тяготению собственной жизни. Но он властно притягивает их к себе, неведомо для них самих наполняет их существо своей волей, своим ритмом, и, одушевляя их, он сам в них возвышается».

Как фундаментальное свойство характера личности одержимость по своей значимости не уступает ни воле, ни инстинктам. Это особое психическое качество, но это не воля. Одержимость, как и воля, иррациональна, поэтому источник её лежит в бессознательном. Вот почему одержимые гении могут быть бессознательно безвольными. Иногда одержимость может выступать как компенсация воли и часто одержимый гений кажется волевым. Хотя, на самом деле, одержимость, а не воля помогает ему преодолеть бессилие, неуверенность и даже пораженчество. В результате этого одержимый может добиться успеха и признания. Тесная связь одержимости и пассионарности как осуществление непреоборимого стремления к намеченной цели нередко  является иллюзорной, соединяя эти два уникальных качества незаурядной человеческой натуры. Когда пассионарность достигает своего максимума, как отмечает Л. Гумилев, она становится антиинстинктом самосохранения, потому что влечение к жертвенности оказывается запредельным.

Таким образом, ничто так не отличает гения как одержимость творчеством. Их одержимость несравнимо выше, чем одержимость алчного человека, стремящегося к накопительству. К предположению о том, что у человека в ДНК есть ген одержимости, подвигает тот факт, что учеными-генетиками уже обнаружены гены выносливости и физической силы, ген риска. Ортега-и-Гассет подчеркивает, что почти все великие люди были одержимыми, только последствия их одержимости, их навязчивой идеи представляются нам полезными и достойными уважения. Когда Ньютона спросили, как ему удалось открыть законы всемирной механики, он ответил: «Nocte dieque incubando» (Думаю об этом денно и нощно). Это признание в одержимости. Ортега-и-Гассет обнаруживает другой, не менее интересный оттенок одержимости, отличающий ненормально заинтересованного мыслителя от человека толпы. Он говорит, что человека толпы утомляет и удручает медлительность мыслителя, внимание которого подобно неводу, цепляющемуся за бугристое морское дно.

Противоречива природа одержимости. Она как будто бы держит гения в цепях, не дает ему покоя, иссушает его силы, но что стало бы с гением, если бы одержимость внезапно навсегда покинула его сознание, разве все то огромное богатство идей и мыслей не ускользнуло бы от гения вечно ищущего их. Однажды Бетховен признался: «…Если приходит мысль, я сейчас же её записываю… Я живу только в моих нотах». «Я встаю даже ночью, если мне что-нибудь приходит в голову, иначе я мог бы позабыть свою мысль». Большую часть сознательной жизни композитор провел «с пером в руках» записывая свои музыкальные идеи везде, где придется – в записных книжках, на обеденных меню, на счетах и даже на стенах. «Многие из нас, слушая симфонию сегодня, вполне уверены в том, что она вылилась у Бетховена ровным потоком, с самого начала ясная и совершенная. Ничего подобного. Бетховен отбрасывал страницы за страницами в таком количестве, что из них получилась бы книга солидного размера», – писал американский композитор Л. Бернстайн о Пятой симфонии Бетховена.

В своем непрерывном развитии одержимый таинственными силами гений создает для себя новый мир и мир своих творений. Такая концентрация психической энергии тесно связана с аномальным состоянием психики художника. Это почти лучевое направление психической энергии только в одно русло – русло творчества.

Но как бы ни была талантлива личность от природы, такое направление психической энергии есть результат рационального, быть может, даже не совсем осознанного, соизмерения своих потребностей и возможностей. Поэтому, в онтогенезе талантливой личности всегда присутствует период ученичества.

В период, когда развиваются способности, когда идет отбор материала, когда формируется духовный склад личности — творчество начинается с подражания. Самые оригинальные художники, поэты или композиторы сначала подражают уже признанным, являются чьими-то последователями или учениками, поскольку сначала воображение не располагает обширным материалом. В стремлении достигнуть полного совершенства автор глубоко погружается в свой внутренний мир и, разрывая с привычными образцами, он уходит в неизведанные пространства мысли, чувств, сюжетов и событий. Толчком для этого могут стать не отпускающие ни на минуту внешние обстоятельства и внутреннее чувство необходимости вырваться из тисков утомительного старого.

В художественном творчестве чувство новизны – это почти мистическое ощущение. К. Ясперс писал, что мир художественного творчества поляризован по одной оси: «на одном полюсе – те завершенные, замкнутые в своем космосе творения, в связи с которыми не возникает вопросов ни о других работах, ни о какой-либо экзистенции; творения, дарящие почти вневременное наслаждение своей благословенной красотой; но на другом полюсе – те постоянно встречающиеся в истории западного искусства работы, которые воспринимаются как выражение некой экзистенции, как частные решения, как этапы какого-то пути…», это те предельные случаи новаторства,  которые трудно оценить сразу.

В поисках новизны есть одно важнейшее свойство – это иррациональное искусство отбора – как предпочесть одно сочетание другому. А. Камю в книге «Бунтующий человек» приводит слова Э. Делакруа: «Суть живописи также состоит в отборе. Даже гений, – писал Делакруа, размышляя о своем виде искусства, — это всего лишь дар обобщения и отбора».

Хотя в творчестве любое повторение бессмысленно, ибо каждый период в истории культуры обладает своими идеями, своим стилем, своей формой, но все изменения, – полагал Ортега, – происходят лишь в пределах одного общего типа. Но наступает новый период, – продолжает он, – и «некогда великолепный родник иссякает», поскольку все возможные комбинации (в пределах одного типа) исчерпаны. «Поэтому можно считать удачей, что одновременно с подобным оскудением нарождается новое восприятие, способствующее расцвету новых талантов».

Но здесь возникает тот самый трагический вопрос, ответить на который однозначно почти невозможно. Почему многие из тех, кто опередил свою эпоху, кто перешагнул пределы уже ставшего привычным, остаются непризнанными? Ван Гог за всю жизнь продал только одну картину.

Изначальное стремление к новизне свойственно любой творческой личности. Размах этого стремления определяет пределы, не переступая которых, обычное мышление остается таковым, но как только границы нарушены – новизна, пугающая консервативные стереотипы, становится мощным побуждающим фактором, взламывающим старое и привычное. Новизна абсурдна. Она тревожит и одновременно манит. И потому гений абсурден. Абсурд рождает бунт, – считал Камю, – а бунт это всегда новизна.

Слабость обыденного мышления проявляет себя в отказе от бунта и смирении перед старыми формами. В старых формах отсутствует красота новизны. Но внезапно опасность бунта становится привлекательной, и тогда в красоте риска находит себя источник творческой силы. Мощным потоком новые смыслы встраиваются в систему прежних структур, они прорывают оковы старого, сдаваясь перед пламенным натиском новизны, и тогда начинается ее путешествие в лабиринтах структур и  переход за пределы обыденности в сторону неизведанного. Неотвратимо одним за другим вступают в действие все принципы творческого мышления.

И. Стоун в книге «Муки и радости» так описывает сомнения скульптора: «Натура Микеланджело требовала сказать нечто свое, самостоятельное. Но что скажешь нового и оригинального о распятом на кресте Иисусе, если его ваяли и писали красками уже столько веков? И хотя замысел распятия все никак не прояснялся, Микеланджело хотелось создать особенно прекрасную вещь… Он подолгу стоял перед Распятием Донателло в церкви Санта Кроче, дивясь величию замысла этой работы. Какие бы чувства ни хотел пробудить в зрителе Донателло, он великолепно передал ощущение силы, соединение с идиллической мягкостью, способной простить и в тоже время побороть, сломить сопротивление, готовность исчезнуть, рассыпаться в прах и, если надо, воскреснуть. Все это было чуждо Микеланджело, хотя, по-видимому, Донателло выразил тут свою душу. Микеланджело никогда не понимал, почему Господь Бог сам не мог совершить всего того, ради чего он послал на землю сына. Зачем был нужен господу сын? Изысканно красивый, тихий Христос Донателло говорил ему: Все свершилось так, как хотел Господь Бог, все было предопределено. И легко смириться и благословить свою судьбу, когда она уже предрешена. Я был заранее готов к этим мукам». Но такой взгляд на события Микеланджело не мог принять по своему характеру. Он возвратился к своему верстаку и стал размышлять с карандашом и пером в руках. На листе бумаги появилось лицо Христа, оно говорило: «Я умираю в муках, но страдаю я не от железных гвоздей, а от грызущих меня сомнений». Увидев образ страдающего человека, а не божества, скульптор запечатлел в «Распятии» боль человека, страдающего высшей формой страдания – сомнения.

В новаторстве выражается разрыв с прежними структурами творчества, поэтому среди всех факторов творчества новаторство занимает особое положение. Как только стремление к новизне исчезает, следом за ним исчезает оригинальность творчества и сразу уменьшается сила воображения и фантазии, творчество превращается в копирование привычного.

В заключении следует сказать, что неукротимое воображение, безграничная фантазия, капризы вдохновения, нечеловеческая сосредоточенность, навязчивый  образ, безмерная одержимость, бесконечный перфекционизм и стремление к новизне, все эти элементы и качества, безусловно, являются необходимыми, но они не исчерпывают само понятие талантливой личности, так как в принципе  сомнительно любое полное описание такого сложного культурно-психологического феномена.

Литература.

1. Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. М., 1970.
2. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. СПб., 2001.
3. Бердяев Н. А. Смысл творчества // Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994.
4. Краткий психологический словарь / Сост. Л. А. Карпенко; Под общ. ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1985.
5. Лейбин В.Фрейд, психоанализ и современная западная философия. М., 1990 .
6. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 2005.
7. Юнг К. Г. Психологические типы. М., 2006