Автор(ы) статьи: Мурылёв В.А.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Город — одна из древнейших форм расселения людей. Это результат стремления людей и концентрации своей деятельности, улучшению условий жизни и освоению окружающей среды; раньше — покорение природы в своих интересах, а теперь — создание единства между естественной и искусственной средой.

Желание определить понятие «город» показывает, что его содержание постоянно расширяется и обогащается. Сегодня город необходимо изучать в развитии, взаимодействии с окружающей средой и с учетом всего многообразия его функций и многостороннего влияния на жизнь человека.

Город — это искусственно создаваемая человеком жизненная среда, необходимая для его разносторонней деятельности. Город зарождается, развивается и совершенствуется вместе с развитием общества. В городе человек не только трудится и отдыхает, здесь формируются его мировоззрение, моральные нормы и эстетические принципы, создаются условия для его воспитания, образо вания, научной, художественной и созидательной деятельности.

Испокон веков город выражал идеологические, художественные и эстетические воззрения того или ино го общества. Концепция «город-машина», принимающая только функционально-технологические качества за основу его существования, вступает в противоречие с жизнью. Эта концепция не учитывает социального фактора и развития городского организма во времени, сужает и обедняет содержание поня тия «город», что отрицательно сказывается на практике. Эта концепция не включает в себя всех функций города. Следование ей на практике может при­вести к ликвидации культурных цен ностей, ибо сохранение их в реконструируемых городах усложняет решение функциональных задач. Машину, когда она устаревает, выбраывают, город же, как правило, живет века. Социалистический город — это организованная среда для жизни и творчества человека, строящего новое общество. Город — наивысшая, самая сложная форма архитектурной и строительной деятельности. Именно поэтому создание города — процесс совместного труда людей различных специальностей, объединенных общей архитектурно-градостроительной идеей. Город — это сложное многоплановое пространство, где накапливаются производственные ценности, культурные традиции и квалифицированные кадры, в связи с чем очень важно найти оптимальные пути правильного развития городов, избегая градостроительных ошибок, которые очень трудно исправлять.

Сегодня город — это уже не затерянный среди лесов, полей, гор, окруженный от врагов стеной, как в средние века, населенный пункт, — это интенсивно развивающийся конгломерат жилья, дорог, промышленности, главный элемент системы расселения.

Рассматривая понятие «город» в современных условиях, следует учитывать и соседние населенные пункты, связанные с жизнью города, и пункты, непосредственно к нему не примыкающие, но имеющие с ним экономические, трудовые, торговые и культурно-бытовые связи. Этот комплекс называю «агломерацией». Американские градостроители часто применяют термин «метрополитенная зона», имея в виду стихийно слившие друг с другом города и населенные пункты, характерные для современной Америки.

Всем известно, что вечным, никогда не теряющим значения, несмотря на смены стилей, остается только подлинное произведение архитектуры, отражающее новизну мысли, опыт веков и безграничные возможности созидательного человеческого гения. Вот почему мы обязаны бережно сохранять памятники архитектурного прошлого в развивающихся исторических городах.

Мы часто критикуем новые города за однообразие, за применение в их застройке одинаковых типовых решений. Это верно, но главная причина безликости — в однообразии типовых зданий, отсутствии цельного объемно-пространственного замысла и, конечно, в погоне за выполнением только количественных задач в максимально короткие сроки.

Город без свободных пространств это лабиринт, угнетающий человека. Необходимо чередование закрытых и открытых пространств, сочетание узких и широких улиц, больших и малых площадей, бульваров и парков. Композиционные возможности в данном случае безграничны.
Европейские города, как правило, имеют большую историю, в течение которой они меняли архитектурные стили и совершенствовали методы строительства, но при этом предпосылок для нарушения сложившегося силуэта резким рывком вверх не возникало. Силуэт сохранял закономерную гармоничность.

Так, например, красота Праги — в многообразии ее архитектуры, богатом силуэте и вместе с тем цельности. Это и многогранный силуэт ее готических шпилей, барочных куполов и башенок, и порожистая Влтава с островками и живописными мостами, и зелень, вкрапленная в город, и, наконец, новое строительство, осуществляемое по Генеральному плану. Силуэт города Праги — настоящая симфония вертикалей, представляющих единое целое.

Нельзя забывать большую роль цвета в архитектуре города. Светло-золотистый колорит старых итальянских городов или темный, приглушенно-сероватый цвет фасадов немецких и скандинавских построек по-разному воздействуют на человека.

Особое значение имел цвет в древней русской архитектуре, а затем в барокко и русском ампире. Мажорные сочетания цветов и яркое золото куполов как бы перекликались с красочностью природы или контрастировали со спокойным ее колоритом, что является важной особенностью русского зодчества.

В современных городах цвет применяется лишь локально в качестве вкраплений в общий светло-кремовый или сероватый колорит городов. Цвет как составной элемент архитектурного замысла должен активно войти в современную архитектуру, способствуя формированию жизненной среды, но при этом нужно учитывать характер сооружения и его роль в городском ансамбле, подлинность архитектуры которого никогда не терпит неоправданной пестроты.

Красоту архитектуры человек воспринимает прежде всего, как зрительный образ, но этим восприятие не ограничивается. Тем не менее гармоническое развитие человека в искусственно созданном окружении требует нормального соотношения оптической информации, поступающей через зрительные образы этого окружения, со всеми другими эмпирическими возможностями познания окружающей среды.

В городе избыток зрительных образов дают, например, оформительские и электронные средства массовой информации. Несмотря на то, что весьма непросто выявить степень нагрузки и эмпирическую ценность образов, возникает определенная необходимость регулирования «величины впечатления» от окружающего мира, что должно позволить, с одной стороны, устранить перегрузки визуального воздействия, а с другой — избежать впечатления однообразия и схематизма, вызываемого недостаточностью оптической информации. Перегрузка средствами информации искажает впечатление о городе. Поэтому современным архитектурным комплексам должна быть присуща «цельная» запечатлеваемость, свойственная многим исторически сложившимся городским структурам.

Архитектуре города и днем и вечером следует помогать подчиненными ей средствами полностью воздействовать на человека. Вечерняя жизнь города требует особого внимания архитектора. Можно с уверенностью сказать, что в редких городах она правильно организована. Особенно это относится к содержанию и форме светового и рекламного оформления как одного из видов современной информации.

Утомленному за день человеку желательно отнюдь не мелькание ярких цветов или какофония световых эффектов, бьющих по нервам Город и вечером должен прежде всего раскрывать свое содержание, а не ограничиваться освещением главных улиц, вывесок магазинов и увеселительных заведений. Световое оформление города имеет большую познавательную и организующую эстетическую нагрузку. Уличное освещение призвано обеспечивать оптимальные условия безопасности движения пешеходов и транспорта; реклама — информировать о важнейших событиях дня, о новостях в производстве, торговле, культурной и общественной жизни. Специальное освещение выдающихся произведений архитектуры спо собствовать выявлению красоты города.

С разделения труда начиналась человеческая куль тура. С упорядоченного разделения людей относительно производства начиналась цивилизация. Поскольку цивилизация, как явствует из латинского корня слова civilis, означает именно городскую форму культуры, городское поселение сразу же предстает перед нами как единое в своей расчлененности целое.

Самые древние поселения городского типа, воз никшие в период, называемый обычно неолитической революцией, в VIII-VII тысячелетии до нашей эры, городами еще не были. Селами они тоже не были, ибо нет села без противостоящего ему города. Жители Чатал-Гюйюка, расположенного в горах на территории нынешней Турции, девять тысяч лет назад имели домашний скот и высевали еще полудикую пшеницу. Они пряли шерсть и плели ковры, создавали фрески и скульптурные композиции. Их поселок, состоявший из сотен прижавшихся один к другому толстостенных ка менных домов, еще совершенно однороден. Стены крайних домов сливались в своего рода оборонительную стену всего поселка, но в нем не было еще ничего, что напоминало бы дом вождя. При каждом жилом доме, внутрь которого попадали по лестнице с плоской кровли, было святилище с семейным алтарем. Но в по селке не было ни храма, ни дома жреца. Не было в нем ни улиц, ни даже крошечной площади.

Получается, что сама градостроительная форма од нородностью или расчлененностью своей способна поведать нам о том, к какой стадии общественного развития следует отнести поселение, если от него сохра нились хоть какие-то следы. И, напротив, зная, что поселение относится к той или иной фазе цивилизации, мы можем предсказать его структуру даже в том случае, если перед нашими глазами оплывший за тысячелетия холм.

В самом деле, уже в древнейших городах Двуречья, относящихся к началу III тысячелетия до нашей эры, мы сразу же заметим, как резко выделяются из массы однотипной застройки дворец-крепость и храм, стоящие на высоких платформах, выложенных из миллионов сырцовых кирпичей. На небольшом каменном ба рельефе, являющемся одним из древнейших памятни ков египетского искусства, можно видеть быка, олице творявшего фараона, проламывающего рогами стену города. Пусть изображение схематично, на нем отчет ливо видны жилые кварталы и дворец. Это повторилось вновь и вновь – и в Китае, и в Персии, и в Мике нах… А когда греческие города один за другим свер гали правивших ими тиранов, первое, что свершала молодая демократическая власть, было разрушение стены, отделявшей от города цитадель, которую греки называли акрополем.

Но и в том и в другом случае из массы плотно за строенных жилых кварталов, разделенных узкими и из вилистыми улочками древних городов или прямыми улицами в городах, строившихся с V века до нашей эры по гипподамову плану, словно вырезались пустые пространства площадей, служивших местами собра ний или местами торговли или того и другого попе ременно.

Когда со II века до нашей эры с подлинно римским размахом начинается строительство городов-колоний, и единство и разнообразие внутри его обретает типовой характер. Две главные улицы, проходя от ворот до ворот, делят прямоугольник города на четыре части — по образцу членения римского военного лагеря. Близ пересечения главных улиц там, где в лагере стояла палатка командующего и штабные палатки с плацем пе ред ними, возникает общественная площадь – форум. К форуму обращены главный храм города и здание суда. Между жилыми кварталами нет существенных различий. Кстати, самим словом «квартал» мы обязаны такому древнеримскому городу: кварталом первона чально именовалась четверть, образованная пересече­нием главных улиц. Так было везде: от Шотландии на севере до Эфиопии на юге. Только сам Рим, из-за своей древности и величины, был устроен гораздо хаотичнее.

Совсем иначе членился европейский город, когда после упадка, длившегося едва ли не шесть веков, он вновь переживает расцвет в конце X века.

Многоступенчатая организация господства и подчинения, свойственная феодальному обществу, не могла не отразиться в структуре городского устройства. Прежде чем быть полноправным горожанином Флоренции или Кельна, каждый его житель должен был стать членом ремесленного цеха или купеческой гильдии. Город оказывался тем самым сложной ассоциацией цехов и гильдий, члены которых, как правило, селились рядом. В условиях соперничества цехов, нередко приводившего к стычкам, такое соседство было и безопаснее и удобнее. Цех имел свой устав и свое знамя, цех поддерживал вдов и сирот своих сочленов, цех выставлял отряд военного ополчения и был ответствен за оборону участка стены или башни, за поддержание их в порядке. В дни многочисленных церковных праздников цех выступал в торжественной процессии как единое целое, регулярно созывал собрание своих членов в специальной постройке.

Естественно, с ходом времени состав жителей улицы или квартала несколько менялся и перемешивался, но преемственность была велика, и город продолжал члениться на десять, двадцать и более автономных частей. В древней Сиене по сей день сохранился ежегодный карнавал, в котором участвуют 17 исторических кварталов города со своими знаменами, в своих костюмах, выставляя свои команды всадников и стрелков из арбалета.

Общими для тесной группы городских кварталов были кафедральный собор, центральная рыночная пло щадь и здание городского собрания — ратуша. Три эти элемента образовывали деловой, торговый, юридический, религиозный центр города, тогда как центрами кварталов были приходские церкви и залы цеховых собраний.

Планы всех старинных городов напоминают срезы на древесном стволе: Большие бульвары Парижа или кольцевая улица Ринг в Вене — все это следы исчезнув шей упорядоченности, с ходом истории утратившей смысл.
Что же внес в упорядоченность города капитализм? То, что он и мог внести — поступательную классовую дифференциацию городской территории, неустойчивость социального статуса, престижность городских районов, хаотическое неустанное движение. Сначала богатый центр противостоял нищим окраинам, где земля была дешева, где поэтому вырастали все новые фабрики и селились пролетарии. К концу прошлого века теснота, сгущение транспорта, нехватка зелени и чистой воды, все большая стоимость ремонта ветшавших зданий вызвали «эмиграцию» зажиточных горожан в пригород, за промышленное кольцо. Всю первую половину нашего века когда-то аристократические районы, вроде ньюйоркского Гарлема, превращались в трущобы, куда вытеснялась беднота с окраин, перестраивавшихся заново для горожан среднего дос татка.
Наконец, уже в 60-е годы XX века начинается обратная волна: старые, обесценившиеся кварталы центра сносятся целиком или полностью реконструируются, а городская беднота вытесняется из них в периферийные районы бывшего центра, в свою очередь, превращающиеся в новые трущобы. Весь процесс обновления центров, вместе с заменой их населения, именуется элегантным словом «джентрификация», то есть облагораживание. Против такого «облагораживания» ведут неустанную борьбу леводемократические силы, но, несмотря на отдельные успехи, исход борьбы в целом предрешен господствующими экономическими условиями.

Итак, перед нами другая устойчивая, несмотря на подвижность элементов, структура членения и упорядоченности города, отражающая социальный порядок: богатые районы, средние, бедные и нищие. Все в целом объединено системой деловых центров и некоторым количеством общественных озелененных пространств.

Колониальный размах раннего империализма привел к возникновению еще одного типа расчлененности и упорядоченности. В Дели, Каире или Сингапуре рядом, противостоя один другому, выросли «европейский» и «туземный» города, разделенные гладью реки или широкой полосой зелени. На удаленности настаивали — на всякий случай — командующие колониальных войск. Давно уже обрели независимость города бывших колоний, но их структура «помнит» о драматической истории борьбы за независимость. К сожалению, в одном месте, в ЮАР, этого рода зловещая упорядоченность все еще остается реальностью: город — для белых, пригородные поселки, напоминающие концлагеря, — для цветных.

Прошлое мстит настоящему, и в городах бывших колониальных держав возникли теперь собственные «гетто» цветного населения, границы которых в целом совпадают с границами районов наибольшей нищеты.

В России общий ход эволюции был таким же, как и на Западе, но затянувшаяся история крепостничества и относительная слабость буржуазии не дали здесь созреть капиталистическому городу в его классической форме. Буржуазный центр и здесь противостоял пролетарским окраинам, но те сохранили скорее полудеревенский, слободской характер. С другой стороны, жадность домовладельцев, собиравших с бедноты куда больший доход, чем с богатых квартиросъемщиков, привела к тому, что задние дворы и полуподвалы и в самом центре были переполнены беднотой.

Когда грянула революция, когда потом годы гражданской войны, разрухи, первых шагов индустриализации почти не оставляли средств для нового строительства, качественная перестройка социальной структуры города произошла политическим образом — за счет перераспределения жилого фонда. Жители окра ин, обитатели подвалов влились в бывший буржуазный центр. Старому типу расчлененности города пришел конец.

Так, шаг за шагом, постепенно город менял свое лицо. Умело «встроенный» в окружающий ландшафт античный город-полис и жестко, рационально спланированный римский город-лагерь. Компактный, плотно застроенный вдоль узких радиальных улиц средневековый и ориентированный на открытые общественные пространства, украшенные престижными, новыми по духу зданиями, город Возрождения. Наконец, осевые — перспективы и грандиозные градостроительные композиции барокко и классицизма. Сегодня все это кажется ушедшим из жизни. Дома и улицы современного города совсем не походят на идиллические картины далекого прошлого.

На рубеже XIX и XX веков произошла подлинная революция в градостроительстве, которая в корне преобразила не только облик города, но и самые основы того, что мы называем городским образом жизни. Отметим одно немаловажное обстоятельство. Конечно, на карте мира, и особенно нашей страны, возникло много совершенно новых городов, с самого начала построенных по новым, современным градостроительным правилам.

Достаточно вспомнить Магнитогорск и Запорожье, Ангарск и Братск, Шевченко и Навои, Набережные Челны и Тольятти. Но все же в подавляющем большинстве случаев современный город развивается не на пустом месте, а на основе старого, исторически сложившегося города.

Вынужденное сочетание старого с новым превращается в трудноразрешимую, часто очень болезненную градостроительную проблему. Как быть с малыми историческими городами, которые в силу различных факторов не имеют высокого градостроительного потенциала и практически не развиваются. Хорошо, если они обладают притягательностью для туристов благодаря историко-культурной и архитектурной ценности старой застройки. Тогда они становятся своеобразными музеями под открытым небом, и за счет быстро развивающейся сейчас «индустрии туризма» получают возможность реставрировать, приспособить для современного использования и поддерживать в хорошем состоянии исторически сложившуюся среду. Так сложилась, например, судьба Суздаля, среднеазиатской Хивы, небольших городков Рейнской области или Адриатического побережья Югославии. Гораздо сложнее обстоит дело в тех, более многочисленных случаях, когда в си лу своего расположения или невосполнимых утрат старой архитектуры малый исторический город не может претендовать на роль музейно-туристического центра. Тогда нужны многолетние и последовательные усилия градостроителей для того, чтобы тактично включить но вую застройку в контекст сохранившейся исторической планировки, хотя бы отчасти восполнить за счет этого утраченное качество среды, преодолеть застойные явления в развитии населенного места.

Но особенно сложный узел проблем возникает тогда, когда исторически сложившийся город, насчитывающий не одну сотню лет, превращается в крупный современный центр — индустриальный, администра тивный, культурный. Так произошло с Москвой и Ленинградом, Парижем и Лондоном, почти все крупные современные европейские города ведут свою родословную еще со средних веков.
Старая планировочная структура, будь то запутанная сеть доставшихся от средневековья улиц или даже османовские проспекты, не в состоянии вместить быстро растущие потоки городского транспорта. Между тем именно наиболее древняя часть города по традиции сохраняет центральное значение и продолжает притягивать главные потоки посетителей. Складывается ситуация «закупорки сосудов», питающих центр — как его часто называют, сердце города. Понятно, что в этой части города нельзя обойтись без серьезных градостроительных мероприятий в области транспортного строительства и организации движения. Главный их смысл — пустить основные транзитные транспортные потоки в обход центрального ядра, иначе они просто взорвут его. Теперь уже не улицы и проспекты, архитектурно оформляющие классические осевые перспективы, а скоростные дороги, идущие из конца в конец города, обустроенные транспортными «развязками», тоннелями и эстакадами, берут на себя функции артерий города.

Однако наступление нового на старое не ограничивается одними только автодорогами. Целый океан новой застройки быстро, в течение нескольких десятилетий, обступает старый город. То тут, то там новые потребности вынуждают строить все новые и новые здания, в том числе и в центре города. В тех случаях, когда такие «пришельцы» не скрывают своего современного происхождения, они становятся настоящим бедствием для сложившейся городской среды, которая теряет отшлифованную столетиями цельность, распадается на части, становится доступной для дальнейшего вторжения. Гостиница «Россия», построенная в Москве в опасной близости к Кремлю и Красной площади, — пример такого поспешного, недостаточно продуманного или просто неумелого вмешательства.

В то же время по мере активного расширения территориальных границ все больше возрастала общекультурная и архитектурно-художественная ценность исторически сложившейся среды, сосредоточенной в пределах центрального ядра. Старый центр все больше претендовал на роль своего рода отдушины, островка безопасности в бурном море суеты и быстро сменяющих друг друга «новаций» современного города. Центры крупных исторических городов все чаще стали частично или даже полностью ограничивать въезд на свою территорию индивидуального автомобильного транспорта. Появились улицы и даже целые зоны, безраздельно отданные пешеходу. В связи с проектированием пешеходных зон все большее внимание стало уделяться изучению уникальных свойств исторически сложившейся городской среды — ее органической целостности и в то же время разнообразию, богатой информационной насыщенности, гуманному человеческому масштабу пространств. Вместе с ответами на такие вопросы к архитекторам стало приходить более глубокое понимание объективных закономерностей формирования городской среды. И это понимание не может не проявиться при проектировании новых районов города, лежащих далеко за пределами исторического ядра.

Сохраняя старую планировочную структуру от разрушения, мы на самом деле учимся создавать новую, отвечающую масштабам современного, развивающегося города. Неоправданные вторжения новой архитектуры в сложившуюся городскую среду заставляют нас глубже вникнуть в действительное содержание архитектурного формотворчества, разобраться в самой природе и особенностях восприятия архитектурного образа. Создавая пешеходные зоны в исторически сложившейся среде, мы на самом деле учимся во многом утраченному искусству формирования художественно осмысленной, сомасштабной человеку — да что там, просто уютной — городской среды.

Оказывается, пешеходный Арбат нужен не только для того, чтобы сохранить хотя бы общие контуры старой московской улицы, а еще и для того, чтобы, поняв секреты ее очарования, попытаться снова обрести его в совсем ином языке новой архитектуры. Одним словом, «дойти до самой сути», чтобы дать ей новую форму архитектурного выражения. Так старый город устойчиво воспроизводит себя в новом, так новый город незримо прорастает старым, становясь от того богаче и полнее.