Автор(ы) статьи: Недев, Тодор Недев
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

эволюция, труд, капитал, генезис, новая социально-экономическая система – общество знания.

Аннотация:

В статье представлены наметившиеся тенденции в мире с ссылкой на всвмирноизвестных ученых-экономистов, таких как А. Гиданс, Л. Р. Клайн и Дж. Сорос. На базе их идей автор формулирует первый тезис, что наступил новый этап в развитии капитализма, в достаточной мере гибкого и приспосабливающегося к новым условиям. Второй тезис принадлежит Питеру Дракеру и касается посткапиталистического общества. По его мнению капитализм достигает своего аппогея в начале ХХ в. Самым главным по П. Дракеру является знание. Основной деятельностью, посредством которой будет создаваться богатство, не является нераспределение капитала в зависимости от производственных потребностей, ни труд. Производительность и инновации создают сегодня стоимость. Третий тезис поддерживается болгарскими учеными Ив. Николовым, В. Продановым, П. Ганчевым и самим автором: глобальной экономики начинается с экономического кризиса 1969-1973 гг., уникальными параметрами, характеристиками и социально-экономическими последствиями; глобальная экономика содержит в себе отрицание капитализма как системы, она чревата новой экономической системой и создает новые общественные отношения, отрицающие ныне существующие.

Текст статьи:

После экономических кризисов 1969-1973 гг. и так называемых «неж­ных» революций и «краха коммунизма” в 1989, многими экономистами, со­циологами и политологами констатируется, что в мире наступили глобаль­ные и радикальные перемены.

Эти перемены охватывают всю капиталистическую общественно-экономи­ческую систему.

На этой основе формируется три основные тезиса: первый, что это — новый этап развития капитализма, который оказался достаточно гибким и приспособленным к новым условиям, второй — Питера Ф. Дракера - о посткапиталистичес­ком обществе, и третий — который мы поддерживаем, (вместе с другими исследо­вателями — см. Иван Николов), что глобализация, в том числе, и глобальная эко­номика, содержит, несет в себе отрицание капитализма как системы, что она за­чинает в своей утробе новую систему и создает новые общественные отношения, которые отрицают существующие до сих пор.

Первый тезис точнее всего сформулирован и выражен Антони Гиденсом, Лоуренсом Р. Клайном и Дж. Соросом [12, 18, 29].

В своей популярной книге в защиту политики британских лейбористов А. Ги­денс пишет: «Для Маркса социализм выигрывает или теряет, благодаря своей способности представить общество, которое создаст большее богатство, чем капитализм и будет делить это богатство более справедливым способом. Если социализм мертв, то только потому, что эти претензии потерпели крах». И отсюда вытекает важное заключение автора: «Сегодня уже никто не предлагает альтернативы капитализму. Спорные вопросы, которые оста­лись, относятся к тому, насколько и каким образом капитализм должен управляться и регулироваться» [12, С.13].

Так появляется «третий путь» лидера британских лейбористов и премье­ра Великобритании Тони Блейера, который утверждает, что «социализм мертв», и что «капитализм должен быть управляемым». В этом духе и позиция француз­ского премьера Лионеля Жюспена, выраженная на XX съезде Социнтерна: «Мы должны продолжать осмысливать капитализм, чтобы его вызвать, его контроли­ровать и его реформировать». Некоторые болгарские авторы (И. Николов, В. Проданов, П. Ганчев, Цв. Семерджиев) также имеют публикации по этим проб­лемам, хотя некоторые из них поддерживают тезис, что «у капитализма есть альтернатива».

По мнению нобелевского лауреата по экономике за 1980 г., Лоуренса Р. Клайна, в США налицо экономическая перемена, вызванная рекордно долгим периодом экономического роста, который начинается полуофициально с марта 1991 г. и, по мнению ученого,  продолжается, а в 90-х годах превысил 80-е годы, причем другой такой рост был в 60-е годы. Он констатирует, что теперешняя циклическая фаза исключительная, и закономерно задает себе вопрос, есть ли основания назвать это «новой экономикой?».

В конце XX века экономика США — ведущая на мировой арене. Клайн на­ходит общее у этого этапа с 20-ми годами прошлого века, когда реальный ВВП на душу на­селения в стране (измеренный Эрвином Крейвсом, Робертом Саммэрсом и Аленом Хестоном) на практике был самым большим, и США доминировали в других экономических измерениях — мировой торговле, мировых финансах и как мировая военная сила.

Л. Р. Клайн излагает свои доводы о наличии новой ситуации — нового эконо­мического механизма, в специальном докладе на встрече по проекту ЛИНК в Нью Йорке. Он считает, что продолжительность теперешнего роста в США достигнута без генерирования растущей инфляции и при очень благоприятных цифрах безработицы и роста ВВП. Результат макроэкономического развития ученый свя­зывает с целостной экономической средой и институтами в ней. Основная пред­посылка роста, по его мнению, конец «холодной войны» в 1989 г. После конца «холодной войны» (когда обе суперсилы США и СССР израсходовали миллиар­ды долларов на содержание огромных вооруженных сил), в следующий период уже не было военного соревнования, и в результате этого получилось облегчение и оживление экономики США, в то время, как в странах бывшего СССР хозяйство зависит от спекулянтов и олигархов. В этих странах, по мнению Клайна, не реализуется последовательно адекватный план переструктуризации, который бы провел СССР через фазу переходной экономики и подготовил его к мирному ци­вилизационному развитию. Таков и случай с Россией, и с некоторыми другими республиками бывшего СССР.

О воздействии «мирного дивиденда» можно судить по данным «Объеди­ненной экономической комиссии Конгресса США», где показан курс расхо­дов на оборону, скоординированный и отнесённый к росту населения и ин­фляции.

Некоторые пессимистические оценки о производительности в США свя­заны с так называемой «ползучей инфляцией», «галопирующей инфляцией», «потрясениями в экономике» и др. на фоне экономического развития «азиатских тигров», в сравнение с результатами 70-х гг. Многие экономисты в США и вне их начинают говорить о вступлении страны в период деиндустриализации, и что экономика страны безнадежно неконкурентоспособна на мировом рынке. Примером указывают Японию — в добыче стали, автомобилестроении, электронике и других производственных отраслях. Использование инвести­ционного контроля (точно во время) циклов качества, роботизации и сильной ра­бочей этики цитируются как методы, посредством которых Япония перегнала США и другие индустриальные государства.

Но постепенно ситуация поворачивается в пользу США. Уже начинают гово­рить с пессимизмом о японской экономике, вследствие неустойчивого оздоров­ление после краха рынка акций и недвижимости в Токио в 1989 г. Западная Ев­ропа — без Великобритании, проводит реструктивную политику (чтобы отве­чать требованиям Маастрихта), а США в это время ускоренно внедряют мно­жество технологических инноваций. Американская экономика снова превра­щается в конкурентоспособную. Основной принцип — применение науки и технологии в производство, процесс, который продолжается уже два десятилетия.

Страна постепенно восстанавливает свой уровень в экспорте (пока еще не­достаточно). Завоеваны ключевые рынки для американских товаров и услуг, свя­занных с компьютеризацией, биотехнологиями и информационными техноло­гиями. Под формой вывоза услуг проводится обучение многих молодых кадров со всего мира в американских университетах и бизнескругах.

По мнению Лоуренса Р. Клайна, сегодняшняя экономическая среда от­личается от той, которая была в 70 и 80 гг. Основные факторы и причины, по мнению ученого, были следующие:

1. Технологический прогресс под формой расширения новых технологичес­ких секторов — компьютеров, телекоммуникаций, измерительных приборов.

2. Технологические изменения имеют исключительное значение для комму­никаций. Это относится и к глобализации, к которой открыты (или все более от­крываются) экономики всех стран. Экономические барьеры перед США умень­шились, значительно расширились возможности практических действий.

3. Технический прогресс уменьшил и смягчил воздействие инфляции, что ведет к продолжительному росту в 2-3,5%  без инфляции.

4. Соревнование, конкуренция между странами, вследствие глобализа­ции, не позволяет компаниям поднимать цены на глобальном рынке.

5. В сравнение с периодом «Холодной войны«, когда военные расходы представляют серьезную тяжесть для экономики, после ее окончания создают­ся благоприятные возможности для расширения гражданской, обществен­ной инициативы и деятельности.

Сегодняшняя мировая экономика, которая находится на пороге нового столетия, отличается от послевоенной экономики. Она развивалась при до­минировании тяжелой индустрии и строительства, которые обслуживали потреб­ности мира после Второй мировой войны. Это относится и к изменениям в ин­дустриальной деятельности и переходу к интеллектуальной деятельности, осно­ванной в большей степени на услугах, что, по мнению нобелевского лауреата Л. Р. Клайна, скорее эволюция, чем революция. Речь идет о том же типе эко­номики, по его мнению, с некоторыми различными акцентами, но система и ло­гика остаются прежние.

В макроотношении экономика некоторых западных стран — Канады и Ве­ликобритании похожи на экономику США. Они, по мнению ученого, имеют малую или уменьшающуюся безработицу, сильный рост, низкую инфляцию и (сейчас) растущие ликвидные проценты. Эти две, как и множество других стран, уже помогают развитию высокотехнологичных компаний, которые стартуют в национальном масштабе, а позднее и в США. Индустриальные струк­туры и некоторые характеристики трудового рынка в США начинают проявляться и в экономике других западных стран. Сейчас есть много областей соперничест­ва и конкуренции в странах с развитой экономикой, но по признанию ученого, эти области эволюционируют, они характерны и для индустриальных, и для разви­вающихся хозяйств.

На вопрос, существует ли новая экономика, Л. Р. Клайн отвечает уклон­чиво: «Это вопрос эволюции вследствие изменившейся экономической среды, а не новой экономики, существования различных поведенческих механизмов».

Известный американский финансист и мультимилиардер Джордж Сорос при представлении своей последней книги «Кризис мирового капитализма. От­крытое общество в опасности!» в переводе на русский в Высшей Экономи­ческой школе в Москве в июне 1998 г сам признал, что под влиянием финансо­вого кризиса в том году он чересчур сгустил краски и пророчества о будущем крахе глобального капитализма [29]. Но вопреки всему, этот труд, как и его предыду­щие, изобилует наблюдениями, обобщениями, парадоксами и логическими схема­ми и представляет своего родасплав экономики, философии и политики.

Некоторые идеи, высказанные автором, по нашему мнению, могут быть при­няты за классические и заслуживают особого внимания. Во-первых, мно­гие идеи Сороса подносятся им так, что только очень подготовленный и посвя­щенный в эти вещи читатель может полностью вникнуть и понять логический смысл автора, в ряде случаев его теоретические схемы требуют дополнительных комментариев, иллюстраций, нового расположения, развития и завершения. Во-вторых, его сочинения очень многословны, изобилуют повторениями и мало интригующими деталями, субъективными оценками событий и др.

В его последнем труде можно открыть следующие наиболее важные идеи.

Во-первых, центральная идея в книге связана с предполагаемой Дж. Соросом рефлексной схемой возникновения «глобальных» (как их называет автор, не­зависимо от того, что точнее они называются «системными») экономических и политических кризисов. Этот вопрос и раньше затрагивался автором, но в этой книге он делает более развернутый анализ, притом с примерами, которые затра­гивают страны бывшего Советского Союза и сегодняшней России.

В основе рефлексной схемы стоит ситуация, когда господствовавшие идеологические представления не отражают реального положения вещей, доводя до рефлексного неравновесия; тем более, что в таких случаях управляющие кру­ги не желают приспосабливаться к изменяющимся условиям. Именно этой схе­мой объясняется крах СССР. Согласно логике Сороса, вещи имеют такую по­следовательность: управляющая КПСС пытается собрать действительность в рамки концепции опирающейся на предначертанные и преднамеренные идеоло­гические представления; общественные условия ужесточаются, но реальность по-старому стоит далеко от официальной идеологии; при отсутствии корректи­рующего механизма реальность и официальная интерпретация расходятся все больше и больше, и никакое принуждение не в состоянии предотвратить измене­ния в реальном мире. Достигая кульминации своего развития, описанный процесс доходит до глубокого кризиса в сфере государственного управления, который нельзя преодолеть на основе старой идеологии.

Результат кризиса — полный отказ от прежних ценностей, разрушение и «исчезновение» Советского Союза и резкий поворот «новой» России от социализма к капитализму. Аналогична историческая схема при падении Древнего Египта и Древнего Рима. Соответствующий механизм рождения кризисов может быть назван «цивилизационно-идеологическим» (Сорос, по нашему мнению, неу­дачно называет его «статистическим неравновесием» [29, С. 75].

Переход России к рыночной экономике порождает второй вариант рефлекс­ного механизма возникновения кризиса, а именно: события развиваются так бы­стро и стремительно, что бизнесмены и правительство идут за ними, и сит­уация выходит из-под контроля [29, С. 75].

Во-вторых, по мнению Сороса, в основе любой человеческой деятельнос­ти стоят два типа ценностей: экономические (рыночные) и общественные (моральные).

Рыночные ценности утилитарны, измеримы деньгами и отражают заботу человека о себе. Моральные ценности отражают заботу о других и не подлежат измерению. Все социальные общности различаются по отношению к этим двум типам ценностей.

Современный капитализм, по мнению Сороса, характеризируется доминированием экономических ценностей, что делает его неустойчивым, неста­бильным, подверженым кризисным потрясениям. Полностью объяснимо, что моральные ценности всегда были основными факторами, которые содержат катастрофические действия людей.

При отсутствии моральных ограничений человек чувствует себя все более сво­бодным в своих действиях и легче достигает новых материальных успехов. Соответственно, чем больше стремление к рыночным ценностям в нерыночной сфере общественной жизни — личных отношениях, политике, медицине, праве, тем больше рушится само общество [29, С. 83].

Политики получают признание за то, что выбраны, а не из-за исповедуемых ими принципов; о деловых людях судят по их благосостоянию, а не по их чест­ности или вкладу в социальное благосостояние [29, С. 94].

Понятие «хорошо» (моральные принципы) оказывается подмененным поня­тием «эффективно» (экономические оценки), и в этом Сорос видит главную опасность для стабильности капиталистического общества.

Эта логическая схема приложима и к социализму. Он, в отличие от капи­тализма, характеризуется гипертрофией общественных ценностей. Здесь человек очень связан с моральными стереотипами поведения, его деятельность отрывает­ся от реальности и оценивается не экономическими категориями, а абстрактны­ми терминами «хорошо» и «плохо». Общественное положение человека и его материальное благосостояние зависят не от того, как он работает, а от того, сколь удачно он вписался в социально-политическую иерархию. В результате этого нарастает экономическая дезориентация хозяйственных субъектов.

Это ведет к бездарному разбазариванию национальных ресурсов, по сущест­ву, эрозирующего всю экономическую жизнь, и в конце концов, разрушающего мораль. Именно это произошло в СССР.

В период перехода к рыночной экономике посттоталитарных обществ заме­чается головокружительный скачок от одной крайности в систе­ме человеческих ценностей к другой. В таких обществах каждый защищает свои собственные интересы, и моральные нормы мешают продвижению вперед.

Логика рассуждений Сороса в очередной раз доказывает «закономерность» аморальных действии большой части посттоталитарных обществ (например, в России, и это относится и к восточноевропейским странам).

По мнению Сороса, будущее мировой системы капитализма зависит от того, насколько эффективно она даст возможность современному индивиду сочетать в своей деятельности рыночные и моральные ценности, насколько они приближаются к пресловутому «золотому сечению» между собой.

В-третьих, Сорос излагает свою атомную концепцию построения миро­вого рынка капиталов и механизмов дезинтеграции капиталистической системы. Они функционируют на базе свободного движения капиталов, внося капиталы на финансовые рынки в центре системы, и пересылая их на периферию.

Перебрасывание происходит непосредственно — с помощью кредитов и денеж­ных инвестиций, и косвенно — через многонациональные корпорации [29, С. IX-X].

Таким образом, Сорос оперирует моделью, подобной модели ато­ма Е. Резерфорда.

При нормальных условиях такая схема очень эффективна для стран периферии, которые нуждаются в международных инвестициях, открывают свои рынки, и центр перебрасывает в них необходимую массу денег. Но при возникновении кризисной ситуации в странах периферии капитал изменяет движение и начи­нает свой отлив обратно к центру.

До определенного момента такое движение инвестиционного потока полезно центру, но если кризис в странах периферии станет очень глубоким, их бедст­венное положение становится невыгодным центру, он рискует попасть в область кризиса.

Подобные примеры есть уже в Малайзии, которая вследствие кризиса отбро­шена на 30 лет назад в своем развитии и попала в изоляцию. В России в 1998 г. вследствие резкой девальвации рубля были зачеркнуты все социальные завоева­ния последних десяти лет экономических реформ.

Таким образом, интегрирование стран финансовой периферии в мировую систему капитализма скрывает постоянную опасность катастрофических кризисов.

Но любые попытки выйти из игры таят в себе еще большие опасности. Невоз­можно полностью приостановить движение капитала, иначе он оставляет страну нелегальными путями, в результате чего национальная экономика обескровли­вается. В то же время это автоматически наносит удар по другим странам, имею­щим с ней внешнеторговые отношения. Дополнительный фактор, который спо­собствует дезинтеграции системы мирового капитализма, это неспособность международных финансово-кредитных институтов удержать систему от распада. Указанные факторы в кризисный период усиливают утечку капитала с перифе­рии к центру. Имея ввиду, что система строится по принципу дезинтеграции «центр-периферия», кризис и процесс дезинтеграции, она оказывается «размытой во времени и пространстве». Даже и после выхода из кризиса в периферии все еще остается напряжение.

Если же депрессия дойдет до центра (т.е. США), это может вызвать разру­шение мировой финансовой системы и международной системы торговли [29, С. 13].

Такова, в общих чертах, схема Сороса по цепной реакции экономических кризисов в мировой капиталистической системе.

В-четвертых, Сорос задевает вопрос о глубоком противоречии между капи­тализмом и демократией. По его мнению, страны, которые находятся в перифе­рии мировой капиталистической системы, вынуждены догонять, по понятным причинам, более развитые государства, ее центр. А это может получиться только с помощью привлечения и использования международного капитала. Фактически, большая часть мировой экономики, пытаясь решить именно эту за­дачу, находится в постоянной и очень жестокой конкуренции за международ­ные инвестиционные ресурсы. Но реальным козырем в этой борьбе может послу­жить низкая зарплата, что при других равных условиях ведет к повышению нор­мы прибыли капитала.

В демократической Европе такая борьба ведет к несоблюдению традиций, и частные компании всячески стараются снизить объем своих прибылей [29, С. 26]. В противном случае, это вызвало бы требования рабочих о повышении  их зарплат, и замедлило бы приток международных инвестиций. В большинстве случаев замораживание зарплат значительно легче для авторитарных правительств, что предполагает триумф для тоталитарных режимов в многих странах поздней индустриализации. Таких примеров много в большой части восточно-азиатских государств, где правительства заключают контракт с местным бизнесом, помогая ему стимулировать капиталы. «Азиатская модель» требует государственного ре­гулирования и руководства промышленностью, и контроля над зарплатами. Пер­вой такую политику проводит Япония. В Южной Корее эта государственная по­литика осуществляется военной диктатурой, которая держит в своих руках не­большую группу промышленных конгломератов; подобный союз наблюдается и между военными и предпринимателями в Индонезии. В Сингапуре само госу­дар­ство становится капиталистом, а в Таиланде вмешательство военных в коммер­ческую жизнь страны очень велико [29, С. 121]. Сорос не исключает, что Россия пойдет по этому пути.

Он относится скептически к ожиданию, что успешная деятельность автори­тарных режимов в конечном счете доведет до развития демократических инсти­тутов.

В первую очередь, как показывает практика, международные банки и транс­национальные корпорации чувствуют себя увереннее при сильном авторитарном режиме [29, С. 122].  Следовательно, такие структуры скорее задерживают, чем со­действуют приходу к власти демократических правительств.

Во вторую очередь, управляющие диктаторы неохотно расстаются с властью.

В третью очередь, в капиталистической системе нет сил, которые бы могли толкнуть отдельные страны к демократии, делая акцент на том, что капитализм равен благосостоянию, демократия равна власти.

В-пятых, специфика современного капитализма ведет к отрицанию по­литической демократии.

В-шестых, асимметрия в отношениях «кредиторы-должники», по мнению Дж. Сороса, главная причина для возникновения временных кризисов. Он счи­тает, что МВФ относится более жестоко к должникам, чем к кредиторам, и в этом сос­тоит асимметрия в их отношениях.

В связи с изложенным, перед международным сообществом стоит дилемма: регулировать мировые финансовые рынки или предоставить каждой стра­не возможность защитить свои интересы всевозможными средствами. По мнению Сороса, изменение существующей системы должно происходить путем ликвидации отмеченной асимметрии в отношениях между кредиторами и долж­никами, с перебросом определенных потерь во время кризиса на и за счет креди­торов [29, С. 198].

По нашему мнению, такой подход со стороны Сороса очень убедителен и оригинален.

В целом, предпринятый Соросом анализ современного капитализ­ма с точки зрения политического и экономического либерализма заслуживает особого внимания и высокой оценки со стороны научной общественности.

Второй тезис — Питера Дракера, согласно которому, несколько десяти­летий назад каждый знал, что посткапиталистическое общество, наверное, будет марксистским [15]. Сегодня, уверенно говорит он, все мы знаем, что един­ственное, что не случится с будущим обществом, это то, что оно не будет марксистским. Но в то же время он утверждает, что развитие страны выходят из чего-то, что могло было быть названо «капитализм». Наверное, рынок останется эффективном объединителем экономики. Как общество развитые государства уже вошли в посткапитализм. Эти страны, по мнению Дракера, превращаются в общество «новых» классов, которые в своей глубокой сущности содержат новый центральный источник богатства. Существуют два социальных класса, гово­рит Дракер, которые преобладали в капиталистическом обществе: капита­листы, которые обладают и контролируют средства производства и рабо­чие, пролетарии по Марксу, отчужденные, эксплуатируемые, зависимые. Сначала пролетарии, по его мнению, превращаются в «довольный» средний класс вследствие революции производительности, которая начинается во время, когда К. Маркс умер, и достигает своего апогея во всех развитых странах после Второй мировой войны. Начинает господствовать индустриальный рабочий, ко­торый уже не пролетарий, но все еще «рабочий». После этого происходит «революция менеджмента», и «синие воротнички» начинают быстро уменьшаться в количест­ве. Еще более чувствительна, по мнению автора, потеря ими социального стату­са и власти.

До 2000 г., прогнозирует ученый, не остается развитого государства, в кото­ром традиционные рабочие, занимающиеся производством и движением товаров, представляют уже более шестой или восьмой части рабочей силы.

Капитализм достиг своего апогея раньше — в начале XX века, но не позд­нее Первой мировой войны. С тех пор никто не смог стать равнозначным про­тивником по мощи и престижу таким людям, как Морган, Карнеги или Форд в США, Сименс, Тиссен, Ратенау, Крупп в Германии, Монд, Кюнард, Ливер, Викерс, Амстронг в Великобритании, де Вендель и Шнайдер во Франции, или семьям, которым принадлежат большие цаибатсу (несколько богатых семей, владеющих торговлей, финансами и промышленностью) Японии: Мицубиши, Мицуи, Сумгитомо. К началу Второй мировой войны они замещены про­фессиональными менеджерами. Нанятые упрапвляющие, то есть менеджеры, получают «исключительно высокую зарплату» или бонусы, хотя они сами не обладают ни­какой или почти никакой собственностью.

Для доказательства своего тезиса о глубоком изменении капитализма Питер Дракер указывает на пример того, что в развитых странах пенсион­ные фонды контрулируют запасы и движение денежных масс. Начало этого явления замечается в 50-е гг. XX века. Механизмы управления и регуляции пенсионных фондов разрабатывается лишь сейчас. Самый большой пенсионный фонд в США, где это явление возникло, и сегодня развивается больше всего, об­ладает активами в 80 млрд. долларов; даже маленький пенсионный фонд инвес­тирует в экономику приблизительно миллиард долларов. Подобные накопления капиталов делают ничтожным все, что в прошлом управлялось самыми сильны­ми капиталистами. Возрастная структура развитого общества — гарантия, что пен­сионные фонды получают все большее значение в каждом из этих государств.

Преференциальные собственники этих фондов — наемные рабочие. Если ис­пользовать определение Маркса о социализме, как владением средств произ­водства самими рабочими, по мнению Дракера, США должны были бы быть самой со­циалистической страной, оставаясь в то же время капиталистической. Пенсион­ные фонды в стране управляются новым типом капиталистов — безличных, ано­нимных наемных рабочих с зарплатой, экспертов по инвестициям, аналитиков и менеджеров ценных бумаг.

Питер Дракер считает, что реальный, контролирующий источник и без­условно, решающий «фактор продуктивности» уже не капитал, не земля и труд. Это — знание. На место капиталистов и пролетариев приходят классы посткапиталистического общества — работники в сфере знания и услуг.

Посткапиталистическое общество, по мнению Питера Дракера, вероят­но, использует свободный рынок как доказанный механизм экономической интеграции. Это не будет антикапиталистическое общество, но и не капиталис­тическое — институты капитализма уцелеют, хотя некоторые из них, такие как банки, будут играть совершенно другую роль. Но центр притяжения в этом обществе — его структура, его общественная и экономическая динамика, общественные классы и его проблемы будут различаться от того, что сложилось за 250 лет, и обрисовывает темы, вокруг которых создаются политические партии, общест­венные группы, общественные системы, а также личные и общественные интересы.

Не капитал, не природные ресурсы (святая святых экономистов), не «труд» будут основным экономическим источником, «средством производства», если использовать этот политический термин. Согласно прогнозам П. Дракера, это будет знание. Основной деятельностью, посредством которой будет созда­ваться богатство, не будет распределение капиталов в зависимости от про­изводственных нужд, не будет и «труд» — два полюса во всех экономических, социологических, философских и политологических теориях в XIX и XX ве­ках, независимо идет ли речь о классическом, марксистском или неокейн­сианском взгляде. «Производительность и инновация» сегодня производят стоимость: обе — практическое применение знания в деятельности, в работе. Ве­дущие группы, по мнению П. Дракера, в обществе знания будут «работаю­щие в области знания, администраторы знания, которые знают, как распре­делить их, согласно производственным потребностям, точно так, как капиталис­ты знали, как распределить финансовые средства для нужд производства; про­фессионалисты в области знания; наемные рабочие в этой сфере. Эти люди, по мнению П. Дракера, будут работать в организациях, но в отличие от наемных ра­бочих при капитализме, они будут владеть как «средствами производства», так и средствами и«орудиями производства»: первыми через свои пенсионные фонды, которые во всех развитых странах быстро становятся единственными реальными собственниками; вторыми - от того, чторабочие в сфере знания вла­деют своими знаниями, куда бы не пошли, несут их с собой. Следовательно, про­дуктивность работы в области  знания, как и работающие в ней будут эконо­мическим вызовом для посткапиталистического общества.

Социальный вызов посткапиталистическому обществу также и работающие в сфере услуг. У них, в целом, нет образования, как у работающих в сфере знания, которых большинство в любом развитом государстве.

Дихотомия ценностей и эстетических вкусов будет разделять посткапи­талистическое общество. Но это не будут «две культуры» — письменная и науч­ная, о которых английский ученый, писатель и государственный администратор Чарлз Перси Сноу пишет в своей книге «Две культуры и научная революция» (1959 г.). Такое разделение полностью возможно.

Дихотомическая связь, по нашему мнению, реализуется между интеллектуа­лами - людьми умственного труда и «менеджерами» и «прагматиками». Пер­вые будут заниматься идеями, авторые - практической деятельностью. Основ­ная, философская основа посткапиталистического общества в том, чтобы дос­тичь нового синтеза из этой дихотомии.

Если знание — источник богатства в  посткапиталистическом обществе, то какова будет роль и функция труда и капитала, которые основа капиталис­тического (и социалистического) общества.

То, чего не успело капиталистическое общество, будет довершено в пост­капиталистическом обществе, это будет видно в политической области; труд в его теперешнем виде исчезнет как фактор производства, а роль и функция тра­диционного капитала получит новое определение.

По мнению П. Дракера, мы перешли в «общество наемных рабочих», где труд не представляет такой ценности, как прежде. В то же время мы перешли в капитализм без капиталистов, а это входит в противоречие с нашими прежними представлениями. В следующие десятилетия эти проблемы будут в центре поли­тического внимания.

Каковы роль и функции труда и финансового капитала в начале третьего ты­сячелетия?

В годы «упадка промышленного производства» в США почти не измени­лась доля промышленности в ВВП. В 1975 г. она — 22%, в 1990 г. — 23%. При­том за эти 20 лет ВВП вырастает в 2,5 раза.

П. Дракер прогнозирует, что эта тенденция продолжится, если в США не наступит тяжелый хозяйственный кризис. Вероятно, промышленное произ­водство сохранит этот уровень 23% от ВВП, и за предстоящие 10-15 лет дойдет до удвоения. Ожидается, что доля трудовой занятости в общей рабочей силе в отрасли упадет до 12% и ниже. На практике это означает, что резко сузит­ся размер занятости в промышленном производстве.

В этих двух государствах различным образом реагируют на одни и те же тенденции развития. В США существуют пессимистические, мрачные прогно­зы в отношении «упадка промышленного производства». В Америке это иденти­фицируется с трудовой занятостью работников  »синих воротничков». В Японии - реакция противоположна. Перемены, наступившие в последние 20 лет для японцев — победа, для американцев — считаются поражением. Для японцев, го­ворит образно П. Дракер, чаша «полуполная», а для американцев — «полупустая».

В двух странах стратегии различны. В Америке на рабочие места в промыш­ленности смотря как на бесценное качество. В Японии же на них смотрят как на ответственность и обязанность. США делают отчаянные попытки привлечь производителей, которые предлагают квалифицированные рабочие места. В бед­ных американских штатах - Кентукки и Теннеси привлекают японских автомо­билестроителей обещаниями долгосрочных налоговых льгот и займов при низких процентах. В Лос Анджелесе объявлены награды для договоров, заклю­ченных на миллиарды долларов для быстрого переоборудования компаний.

Различия в социальных структурах США и Японии объясняют и различный способ, которым они реагируют на две одинаковые тенденции. Сокращение руч­ного труда в Америке при производстве и перемещении товаров, лишает или уменьшает на практике занятости чернокожих, а они — самое заметное меньшин­ство в Америке.

В Японии большая часть молодых людей на практике имеют среднее образо­вание, и считается, что они чересчур образованны для ручного труда. Они – слу­жащие. Продолжающие обучение в университетах после окончания занимают управленческо-административные или профессиональные должности.

Американцы и западноевропейцы утверждают, что каждая страна нуж­дается в базе для промышленного производства. Это для них означает ра­бочие руки.

Японцы считают, что было бы выгоднее, как экономически, так и соци­ально, если в развитых странах вместо создания рабочих мест для «синих воротничков», сэкономленные деньги вкладывались бы в образовательную систему государства и таким образом бы гарантировалась возможность мо­лодым людям усвоить новые знания, чтобы подготовиться к работе в облас­ти знания или стать высококвалифицированными рааботниками в сфере услуг.

Развитые страны на практике все еще имеют необходимость в индустриаль­но-промышленном производстве. США имеют самое развитое сельское хозяй­ство в мире, хотя в данный момент фермеры — всего 3% работающих в отрас­лях страны. В концу Второй мировой войны их было 25%. Они могут считаться и мировой индустриальной силой в начале XXI века при трудовой занятос­ти в промышленности не более 10% всего работающего населения.

И в обозримом будущем будут рабочие места, которые будут нуждаться в живой силе множества людей. Повышение производительности традиционного рабочего места может происходить благодаря современным знаниям, получен­ным во время обучения. В следующие десятилетия наибольшая нужда будет в «техниках», то есть квалифицированном техническом персонале.

Сейчас в академических кругах развитых стран дискутируется пробле­ма, есть ли достаточная «производительная промышленная база» для всех операций, связанных с технологией, дизайном, маркетингом индустриальных из­делий. Если у государства есть база знаний, оно может иметь и серийное произ­водство. Но труд, совершаемый только «синими воротничками», которые об­служивают машины, неконкурентоспособен. Конкурентоспособное производ­ство предполагает рабочие операции, исполняемые, преимущественно, людьми, обладающими знаниями, с помощью машин, как, например, компьютерные кон­соли и заводские компьютеризованные рабочие станции обслуживания из 97 тех­ников в сталелитейном заводе «Юнайтед Стейдс Стиил».

По мнению П. Дракера, начался процесс радикальной перемен в миро­вой экономике, хотя она остается рыночной и сохраняются институты рын­ка. Если все еще говорится о «капиталистической» экономике, преобладаю­щий фактор в ней — «информационный капитализм». Производства, которые за последние 40 лет продвигались к центру экономики, занимаются, преиму­щест­венно, созданием и распространением информации, а не изделий и предметов.

«Сверхбогатые» в условиях старого капитализма были бароны сталеваре­ния XIX века. «Сверхбогатые», рожденные промышленным бумом после Второй мировой войны, были производители компьютеров и софтверных про­дуктов, производители телевизионных программ, как, например, Рос Перо — «человек, создавший целый бизнес в области информационных систем и ими руководиввший».

Информация и знания превращаются в основные источники богатства. 10 лет назад начали публиковаться и первые исследования экономического по­ведения знания. В них даются ясные доказательства, что поведение экономики, основнованной на знании, не вписывается в утверждения существующих теорий экономического поведения. Новая теория экономики, которая основана на знании, также не вписывается в существующие до сих пор теории об эконо­мическом поведении. Следовательно, эта новая теория будет отличной от всех прежних теорий, независимо, идет ли речь о кейнсианской или нео­кейнсианской, классической или неоклассической.

По мнению П. Дракера, и других аналитиков, «совершенная конкуренция» — модель перенаправленности ресурсов, но также и распределения эко­номических вознаграждений.

В «реальном мире» встречается и несовершенная конкуренция. Но в эконо­мике знания несовершенная конкуренция — наследственный дефект ее самой. Ни экономика свободной торговли, ни протекционизм сами по себе не будут по­лезны при разработке будущих экономических стратегий. Экономика знания, вероятно, будет нуждаться в балансе между ними.

Согласно другому положению, экономика определяется или расходами, или инвестициями. Кейнсианцы и неокейнсианцы (как Мильтон Фридман) связывают ее с расходами; классические и неоклассические школы (напри­мер австрийская) делают ударение на инвестициях.

Применение различных видов нового знания, в первую очередь, для усо­вершенствования процесса, продукта и услуги; во вторую очередь, для разра­ботки новых и различных продуктов, процессов и услуг; и в третью — ориги­нальной инновации, создают перемены в экономике и в обществе.

В конечном счете, объем знаний, то есть его количественная характерис­тика не столь важна, сколько его производительность, то есть качественная характеристика. Это относится как к старому, уже накопленную знанию, и его применению, так и для полученных вновь знаний.

Сказывается, что знание не дешевый товар. Все развитые страны расхо­дуют до 20% БНП для его создания и распространения — для обязательного образования, прежде, чем оно превратится в молодую рабочую силу. В раз­витых странах на него тратится около 10% БНП. Работодатели выделяют еще 5% дополнительно на повышение квалификации своих рабочих для, так называемого непрерывного образования. От 3 до 5% совокупного националь­ного продукта расходуются на научно-исследовательскую и прикладную научную дея­тельность, то есть на производство новых знаний.

Совсем мало стран в мире, которые выделяют большую часть БНП для формирования традиционного капитала, т.е. денежной массы. Япония и Германия — достигают 20% общего продукта, только после Второй ми­ровой войны. В США годы подряд накопление капитала не доходило до 20% БНП.

Следовательно, накопление знаний оказалось самым большим вложе­нием, которое делается в развитых странах. Возвращаемость инвестирован­ных в знание средств со стороны государства или какой-либо компании все более превращается в фактор, определяющий их конкурентоспособность.

В современном американском обществе замечаются симптомы, подобные британским, уменьшения продуктивности в сфере знания, в сравнении с японцами. От производства микрочипов до факс-аппаратов, от элементов машин до копировальной техники американцы создают новые технологии, что бы видеть, как японцы разрабатывают их производство, а после этого захватывают и их рынки.

В Германии до объединения экспорт на душу населения годы подряд был в 4 раза выше, чем в США и в 3 раза больше, чем в Японии. В области новых технологий (компьютеры, телекоммуника­ции, фармацевтика, новые материалы и др.) в Германии пропорционально инвес­ти­руется столько средств и человеческих ресурсов, сколько и в США, даже боль­ше. Но создается сравнительно меньше по объему нового знания, и страна потер­пела полный неуспех в своих попытках превратить его в успешные инновации. Новое знание остается формой информации, не становясь производитель­ным.

В Японии во второй половине XX века развились исключительно высокие темпы, как традиционных производств, так и рассчитывающих на знание совре­менных индустрий. Страна не рассчитывает только на собственные научные зна­ния, но и на американские, особенно, в области технологий и менеджмента. Соб­ственная научная база в Японии начинает создаваться в конце 70-х гг. То есть в годы, когда она становится экономической силой N2 в мире.

О продуктивности капитала заговорили в конце 50-х гг. и в начале 60-х, когда в мире увлеклись централизированным планированием (по примеру СССР, во Франции, основывающемся на консенсусе). Еще Маркс мыслил о количестве ка­питала, но не останавливался на его производительности. Кейнс делает разницу между инвестированными и накопленными денежными средствами. Он прини­мает, что после вложения денег, их продуктивность — данность.

Во второй половине XX века возникает вопрос, каково количество дополнительной продукции, которая получается, если делаются дополнительные вложения. И тогда становится ясно, что существует разница в продуктивности денежного капитала, и она имеет огромное значение.

При первых попытках измерить реальное состояние при обеих моделях планирования (советской и французской) оказалось, что производитель­ность капитала низка и вырисовывается тенденция спада.

Построенные гигантские сталелитейные заводы, создающие новые рабочие места в этих странах, редко переходят на хозрасчет, не говоря о прибыли. Так они превращается в мельницу для их национальной экономики, вместо того, чтобы приносить дополнительный инвестиционный капитал. Есть вероятность, что централизованное планирование будет также превращать капитал, который несет знание, в непродуктивный, как получилось с финансовым капиталом.

Планируемое повышение знаний в так называемых высоких технологиях, как в Японии, например, амбициозные проекты создания компьютера «пя­того поколения», так и в США посредством разнообразных планов создания так называемых консорциумов, финансируемых правительством в области инноваций, до сих пор не создало что-то, что бы сильно впечатляло.

Процесс создания инноваций, то есть применение знаний для произ­водства новых знаний требует, кроме цен, реализации и планирования, децентрализации, постоянных усилий и организованности.

 

* * *

 

Третий тезис — современный этап глобализации, точнее, глобальной эко­номики, (по мнению И. Николова, В. Проданова, П. Ганчева и др.), начинает­ся экономическим кризисом 1969-1973 гг., который по своим параметрам, характеристикам и социально-экономическим последствиям уникален.

В первую очередь, кризис 1969 г. — кризис сверхпроизводства или, точнее, переполненных мировых рынков массовым промышленным производством, типизированной, стандартизированной, конвейерной продукцией. В первые 25 лет после Второй мировой войны США — величайший экономический гигант, доминирующий в Европе, Азии и почти во всем мире. В условиях бескризисно­го развития мировой экономики, не знающей большой безработицы, роди­лись германские, французские, итальянские, японские и другие экономичес­кие «чудеса». Вследствие этого, более дешевые продукты этих стран посте­пенно вытесняют американские и в самой Америке. В то время, как в 1945-1950 гг. в Японии имелись только американские легковые машины, в 70-е годы четвертьлегковых машин в США уже японские. Достигнуто сверхпроиз­водство, и рынки переполнены. Кризис начинается. Капитализм не мог и не имел возможности найти другие территории и новые рынки для дальнейшего расширения объема индустриального, материального производства.

До «краха» коммунизма (1989 г.) было еще двадцать лет, когда мирно, впервые без войны, можно было занять рынки стагнирующей социалистической эконо­мики.

Но в 70-е годы пришлось все радикально менять. На место индустриальной эпохи приходит информационная, или, как удачно выражается Алвин Тофлер, «на место второй индустриальной волнысо страшной силой приходит третья информационная волна».

Во вторую очередь, кризис 1969-1973 гг. совпадает с переходом капиталис­тической системы в мире с четвертой восходящей на четвертую нисходящую волну, согласно «длинных волн Н. Кондратьева». Согласно этой теории о длинных экономических циклах, этот переход означает генеральную смену основ­ных фондов, по существу, перемену мировой среды, рынка, изменения в движе­нии финансовых ресурсов, начального этапа в подготовке смены мирового лиде­ра и все это — как необходимое условие для перехода к пятому циклу и его вос­ходящей волне. Найден единственно возможный выход из кризиса 1969 г.- пе­реход от индустриализма к информационным технологиям. По существу, это условие нового этапа восходящего эволюционного развития.

В третью очередь, глобальные и радикальные перемены, наступившие после экономического кризиса не вследствие новых технических открытий и изобретений, а экономической потребности и возможности ускорить их внед­рение. Таков и случай с компьютером, открытым в середине 40-х гг., претерпевшим много усовершенствований, дошедший до третьего поколения и лишь к 1975 г. получивший возможность массового внедрения в производство. Этой цели содействует и появление персонального компьютера, то есть когда он ста­новится экономически возможен и доступен для каждой фирмы, для каждого че­ловека, когда хардвер становится намного дешевле софтвера. Это доказывает максиму, что проходит относительно долгий период, пока данное открытие или изобретение массово внедрится в практику.

Теоретические основы К. Маркса и его последователей о генезисе, развитии (апогее) и загнивании капиталистичес­кой общественно-экономической формации и условиях возникновения следую­щего общества (в утробе «старого») наглядно могут быть пред­ставлены в двух пунктах: первый — капитализм самоотрицается в силу действия диалектических законов, в силу своих собственных внутренних противоречий и законов саморазвития; второй — будущее общество — социалистическо-коммуни­стическое.

Главная социальная сила - класс, исторически объективно определенный совершить этот переход — индустриальный пролетариат. Этих выводов Маркс достигает в результате многолетней теоретической и эмпирической исследова­тельской работы. Индустриальный пролетариат и люди наемного труда — объект эксплуатации в самой высокой степени. Они создают добавочный продукт (стоимость), а другие его присваивают. В начале третьего тысячелетия перед по­рогом XXI века в силу объективно изменившихся социально-экономических условий, с уменьшением индустриального пролетариата, эта социальная сила — люди наемного труда.

Исходной позицией им служит положение К. Маркса: «Никогда обществен­ная формация не погибает, прежде, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточный простор, а новые высшие производственные отношения не наступают никогда прежде созревания материальных условий для этого, в недрах старого общества».

При углубленной интерпретации основных трудов К. Маркса, Фр. Энгельса и В. И. Ленина и их последователей (в новое время Мао Цзе Дун и Дэн Сяо Пин) можно проследить развитие этого основного постулата исторического материа­лизма, самоотрицание капитализма в результате его собственного внутреннего противоречивого развития.

Нельзя обойти кардинальную проблему о предпосылках краха коммунизма, так называемого реального социализма и всей системы, как теории, идеологии и практики в Восточной Европе и бывшем СССР. Некоторые из объективных при­чин, предопределивших его историческую обреченность: построение социализма в преимущественно отсталых в экономическом отношении странах, в которых нет развитой индустрии и индустриального пролетариата. В этих странах с недо­статочно развитыми экономическими и социальными системами, с не достаточной степенью развития производительных сил, в недрах которых развились бы новые производственные отношения, силой и на базе определенной идеологии навязано построение, на деле, так называемого социалистического общества не на основах научного социализма.

Перед нами стоит вопрос, где граница, до которой капитализм может и имеет потенциальные силы развивать свои производительные силы и после которой капиталистические производственные отношения отмирают?

Ответ на этот вопрос мы находим в «Экономических рукописях 1857-1859 гг» К. Маркса в главе о капитале, §10 «Развитие фиксированного капитала как пока­зателя развития капиталистического производства».

Так как понятие «фиксированный капитал» вышло из употребления, следует отметить, что Маркс его рассматривает в самых различных аспектах, но его край­нее синтезированное определение — «средство труда», «инструмент», «машина».

«…Включенная в производственный процесс капитала, — пишет Маркс, — ма­шина или, точнее, автоматическая система машин (система машин; автоматической является только самая законченная, самая адекватная форма этой системы, и лишь она превращает машины в систему), приводящаяся в движение автоматом, движущей силой, которая движется сама. Этот автомат состоит из многочислен­ных механических и интеллектуальных органов, так что сами рабочие опреде­ляются только как его сознательные члены.»

Здесь, в данном случае важны два момента: «интеллектуальные органы», кото­рые в наше время — компьютеры, и рабочие в производстве — «его сознательные члены». Эти мысли Маркса не случайны, а логическое завершение — заключение из углубленного и всестороннего исследования накопленного капитала и всех экономических и социальных последствий, до которых доводит развитие фикси­рованного капитала — показатель развития капитализма.

Под заглавием «Разложение капитала как господствующей формы производ­ства в развитии буржуазного общества», в §10, Маркс рассматри­вает разложение капитала. Исходной позицией ему служит уменьшение непо­средственного труда в производстве и превращение его во второстепенный фак­тор в создании общественного богатства.

На этой основе он приходит к выводу, что капитальное отношение между жи­вым и опредмеченным трудом — «последнее развитие стоимостного отношения и лежащего на стоимости производства». И продолжает: «…главной целью произ­водства и богатства стал уже не непосредственный труд, который совершает сам человек, ни время, за которое он работает, а присвоение всеобщей производи­тельной силы…». «Кража чужого рабочего времени, на котором почиет современ­ное богатство, выглядит жалкой основой в сравнение с этой недоразвитой ос­но­вой созданной самой крупной промышленностью. Раз труд в непосредственной форме перестал быть больше источником богатства, рабочее время перестает и должно перестать мерой богатства…». В этом смысле приведем еще одну мысль Маркса: «Рабочее время как мера богатства полагает само богатство как основа­ние на бедности». На вопрос, что является источником общественного богатства при автома­тизированном машинном производстве, он дает следующей ответ: «Развитие фиксированного капитала показывает, до какой степени вообще общественное богатство при автоматизированном знании,…,стало непосредственной произво­дительной силой, и потому условия самого общественного жизненного процесса попали под контроль всеобщего интеллекта и преобразовались в соответствии с ним… до какой степени общественные производительные силы произведены не только в форме знания, а как непосредственные органы общественной практики, реального и жизненного процесса».

В начале XXI века человечество попало под контроль всеобщего интеллекта и не преобразуется в соответствии с ним. Но это процесс, констатированный Марксом как тенденция, начался и ему принадлежит будущее. В конце изложен­ных мыслей Маркса о распаде капитализма нам хочется указать, что вместо ра­бочего времени, он рассматривает освобожденное от производства время как «рас­полагаемое для всех…», необходимое для собственного развития индивидов и из-за этого в конце приходит к выводу, что фиксированный капитал — уже  чело­век-творец.

Современная глобализация не только отрицание капитализма, но и начало его окончательно отмирания, исчезновения как общественно-экономической систе­мы. Этот процесс начинается не одновременно во всем мире, а в самых развитых в отно­шении информационных технологий и информационного производства капита­листических странах.

Подобные процессы наступают и в Великобритании, Франции, Германии и др. Независимо от уменьшения роли непосредственно занятых в сельскохозяйст­венном производстве, их производительность, как и урожаи, нарастают исклю­чительно ускоренно, и в 90-е гг. за час работы фермер, работающий в этой отрас­ли, дает около 400 кг пшеницы.

В прошлом веке наступили значительные изменения в рабочем времени и со­циальном статусе рабочего класса. Средняя продолжительность рабочего вре­мени с 3000 часов в год в 1914 г. в США в конце века уже 1800 ч., а в Германии — 1650 ч., а в некоторых странах, членах ЕС проектируется 35 часовая рабочая неделя.

Так обрисовывается тенденция того, что будущее развитие индустриального производства, вообще производства материальных благ, будет все более науко­емко и высокостоимостно, автоматизировано до его полного обезлюживания.

Это особенно видно в производстве информационных товаров. Так, согласно исследованиям, соотношение между самыми известными фирмами, кото­рые занимаются информационными продуктами: «Нетскейп» 1:60, «Ора­кул»- 1:13, «Ройтер»- 1:10,2; «Майкрософт»- 1:9,5; «Интел»- 1:2,28; «Хюлет Па­кард»- 1:1,35. Фирма «Нетскейп» разрабатывает программы для Интернета и имеет собственный капитал — фонды стоимостью 17 млн. долларов. Коллектив ее — 50 человек. Но цена фирмы на рынке — 3 млрд. долларов. По мнению авторов исследования, высокая рыночная стоимость фирмы — следствие интеллектуаль­ного капитала, а не долгосрочных материальных активов фирмы.

Знания и умения трудового коллектива не являются ни «средним обществен­ным», ни опредмеченым в товаре. Тут идет речь о цене фирмы, которая опреде­ляется знанием, умением работать в команде, создавать новости, новые идеи и др. В этом случае цена — денежное выражение не стоимости фирмы «Нетскейп», (это стоимость инвестированного капитала), а речь идет о потенциальном богат­стве, которое создает интеллектуальный труд команды фирмы. Так получается, что знание — отрицание капитала и из-за этого — отрицание стоимости. Так что это не скрытая стоимость вообще, и вообще не стоимость, а богатство, созданное творческим трудом в освобожденное от материального производства время. Вы­сокая стоимость, в смысле богатства, создается не капиталом, не долговремен­ными материальными активами, а знаниями рабочей силы.

Так текущее знание является отрицанием определенного знания как капитала. В 80-е гг. прошлого века соотношение между ценами хардвера и софтвера — 80:20, а в конце века, наоборот — 20:80 в пользу софтвера. Можно предположить, что причина такого соотношения в создании богатства из капитало-опредмечивания и теку­щего знания — творчески труд.

На мировом рынке продукты чисто научной, в том числе, и в фундаменталь­ных науках, исследовательской деятельности имеют многократно более высокую доходность, чем инновация, как их применение в данном виде в производстве.

Вследствие радикальных перемен, которые несет глобальная экономика, место материального производства как главного фактора социального развития постепенно занимается информационным.

Основное и определяющее производственное взаимодействие уже не проис­ходит между физической работоспособностью рабочего и орудием труда как ве­щественно-энергетическое воздействие на объект труда, и имеет материальное благо, то есть воздействие между трудом и капиталом как опредмеченное знание.

Речь идет о принципиально новом взаимодействии: с одной стороны — теку­щее знание, идея, носимая высококвалифицированным рабочим, а с другой — ком­пьютер, зафиксированое знание предшествующих поколений, а продукт — информа­ционное благо — новое знание. Капитало производственное взаимодействие распадается.

До сих пор мы рассматривали главное, что труд — источник богатства. Но в на­чале XXI века оказалось, что не только творческий труд единственный источник богатства. Источники богатства — работающие в сфере услуг, развлекательной индустрии — «шоу бизнеса», музыке, искусстве, кино, театре, спорте. Это — огром­ная армия, которая участвует своим трудом для создания новых эстетических ценностей, вершинных достижений в искусстве, культуре, спорте. И еще, другая, еще большая часть, которая своим трудом участвует для реализации произве­дений искусства или спортсмены, часть которых — представители наемного труда.

Публичной тайной являются огромные суммы в долларах, которые получают за свои труд спортсмены из футбольных клубов Великобритании («Ливерпуль» и «Манчестер Юнайтед»), Испании, Италии, Франции, Обьединенных арабских эмиратов, Германии, Голландии, Бразилии, Аргентины, США и др. стран.

По аналогии с воспроизводственным процессом в материальном производстве, который, как процесс обмена веществ, включает два момента: производство — труд, расход человеческой работоспособности и потребление — процесс восстано­вления рабочей силы, а также информационного производства, измеряемого свободным временем может рассматриваться в двух фазах: «производство» — создание новой идеи, нового информационного продукта или нового индивида — творца, и «потребление» — для разнообразия, развлечения, отдыха, для восстановления и т.д.

В этом духе можно отметить, что Билл Гейтс (самый богатый человек плане­ты, владеющий 30-50 млрд. долларов) создает и умножает богатство собствен­ным трудом вместе с командой людей, некоторые из которых среди десятка самых богатых в мире. Их труд — эманация освобожденной персонализированной творческой деятельности. Его богатство — дело его собственного труда. Оно – личная, а не частная собственность. И он не должен быть включен в класс капи­талистов — эксплуататоров.

В начале третьего тысячелетия прогрессивная роль в развитии человечества принадлежит творческой личности, той, которая сидит на компьютере (включая Интернет) и управляет из своего офиса конвейером и целым биз­несом  (экономически, технологически и юридически). Значительно изменяются функции и управляющей команды менеджеров. Они работают в условиях рыноч­ной экономики, и для них исключительно важное значение имеет знать законы и «соблюдать» правила капиталистического хозяйства.

Уже было упомянуто, что в 80-е годы прошлого века соотношение между ценами хардвера и софтвера в цене одного компьютера была 80:20 в пользу хардвера, а сейчас — 20:80 в пользу софтвера. В связи с этим, можно допустить, что таково соотношение между доходами, которые по­лучаются от капитала как техника, хардвер, и доходы знающих и могущих как софтвер, примерное соотношение, которое отражает вклад при создании богат­ства, а не только пропорции при его распределении.

В начале XXI века констатируется, что формы собственности на капитал также претерпевают существенные изменения. Один из феноменов нашей дей­ствительности это то, что крупнейшими инвесторами оказываются обществен­ные фонды, и в первую очередь, по значению, — пенсионеры. Так, например, 75% капитала самого большого банка США Чейз Манхетен — принадлежит пенсион­ным фондам.

Перед представителями теоретической мысли стоит задача выяснить сложную теоретическую проблему о все более нарастающей и господствующей роли крупного, глобального финансового капитала.

Финансовый капитал в условиях глобальной экономики и как теория, и как практика, и как современная политика, в самом синтезированном виде содержит и выражает основное противоречие капитализма — его общественный характер и его частное присвоение, так, как его сформулировал Маркс.

Сформулировать и определить финансовый капитал сейчас во всех его аспек­тах и тенденциях будущего развития невозможно, да мы и не ставили себе такой задачи. Нас интересует теоретическое наследие Маркса, которое прямо затраги­вает проблемы финансового капитала в сегодняшнем развитии.

Прежде всего, «фиктивный капитал» появляется у Маркса. Он возникает, когда перед истечением срока платежа данной облигации издается новая, и увеличивается капитальная стоимость, хотя и не имеет никакого покрытия.

Новая важная проблема, которой наука должна найти ответ, это соотношение перерастания финансового капитала в фиктивный, а фиктивного в виртуальный и обратно, в какой-то форме (вещественной или информационной) богатства. Это особенно наблюдается при периодических финансовых кризисах капитала.

Во времена виртуального мира возникает проблема виртуальных денег, соот­ветственно — виртуального капитала, который действует с огромной скоростью. Это на практике — сделки, которые совершаются по Интернету, виртуальные курсы обучения и переквалификации, конференции на расстоянии между людьми со всего мира, даже совершение хирургических операций, связь с космонавтами из командных центров и др. Виртуальное постепенно входит в быт людей, в мир, в котором мы живем Это уже не мир капитала и физического труда. Социально-экономическая система капитализма эволюционирует, радикально меняется, в сравне­ние с XIX веком, и продолжает развиваться и изменяться. Осталась в истории старая социально-классовая структура. В мире есть исключительно богатые страны Севера и исключительно бедные люди и государства Юга. Одни социаль­ные структуры управления сменяются другими структурами — самоуправления и самоорганизации. В условиях глобализирую-щегося мира меняется и классичес­кая роль национального государства, и национальный суверенитет получает дру­гой смысл.

Эволюция, перемены в экономических основах современного глобального ка­питализма задают тон темпам и формам мировой системы хозяйства. Они вызы­вают изменения в системе управления, в роли управленческих институтов и ре­гулировании, как в глобальном, планетарном масштабе, так и в региональном, а также в отдельных странах и в самой производственной сфере.

В глобализирующемся мире, наряду с государством, все более мощным ста­новится вмешательство и роль различных мировых и региональных организаций, множества гражданских объединений космополитического характера, отдельных мировых политиков, ученых, менеджеров, бизнесменов в развитии социально-экономической, политической, духовно-цивилизационной и информационной интеграции и глобализации.

Наднациональные организации мирового характера — ООН, МВФ, МБ, ВТО, ЮНЕСКО, ФАР и др., регионального характера — ЕС, НАТО, ОПЕК, ОБСЕ, НАФТА и АСЕАН, Исламская конференция, Арабская лига и др. постепенно отнимают часть суверенитета национальных и многонациональных государств и их функций в регулировании международных отношений.

 

ЛИТЕРАТУРА

1.     Бауман, З. Глобализацията. Последиците за човека. ЛИК, С., 1999.

2.     Белл, Д. Културните противоречия на капитализма. Народна култура, С., 1994.

3.     Бжежински, Зб. Извън контрол. Глобален безпорядък в навечерието на XXI век. Обсидан, С., 1994.

4.     Бжежински, Зб. Голямата шахматна дъска. Американското превъзходство и неговите геостратегически императиви. Обсидан, С., 1997.

5.     Бороноев, А. О., Тхакахов, В.Х. Социальные процессы: методология исследования: Проблемы теоретичной социологии, СПБ, вып. 4, 2003.

6.     Бурнашов, И. Л. Великобритания и евро. МЭ и МО, 2002, № 9, с. 70–75.

7.     Буш, Дж. Америка ще е пътеводна звезда на XXI век. В-к Стандарт, Интернет издание, 21.02.2001.

8.     България в цифри, The Economist, Светът през 2005 г. С. с. 50-59

9.     Вайнштейн, Гр. Илич, О новых технологий к “новой экономике”, МЭ и МО, 2002, № 10, с. 22–29.

10.       Генов, Н. САЩ в края на ХХ век. Унив. изд. “Св. Кл. Охридски”, С., 1992.

11.       Гест, Робърт Африка. По-малко войни, по-големи усилия за разрешаване на конфликтите. The Economist, Светът през 2005 г., С. с. 96.

12.       Гиденс, А. Третият път, С., 1998.

13.       Глобални модели и прогнози за развитието на икономиката на света и на България. БАН, С., 1991.

14.       Дадаян, В. Глобалные экономические модели. М., 1981.

15.       Дракър, П. Ф. Посткапиталистическото общество, превод от англ. ез., С., 2000

16.       Енгелс, Ф. За авторитета. В: Маркс, К., Енгелс, Ф. Съчинения Т. 18.

17.           Калетски, Ан. Британската икономика рискува да загуби конкурентоспособността си. The Economist, Светът през 2005 г., Поредица Демос, с. 63

18.       Клайн, Р. Лоурънс. Доклад по проекта ЛИНК, ООН, 17-20.04.2000, сп. Икономическа мисъл, 04/2001.

19.           Кларк, Майкъл Международни. Повратна точка за тероризма… “Ал Кайда”, The Economist, Светът през 2005 г., с. 99

20.           Кондратиев, Н. Проблеми на икономическата динамика. Дългите цикли на икономическата конюнктура, Унив. изд “Св. Климент Охридски”,      с. 61 – 128.

21.           Леонидов, Ат. Теорията на икономическия растеж от Адам Смит до Пол Роумър (изсл. проект). Политиката на икономическия растеж в развитите страни – теоретични основи и практика. Икономически институт на БАН, сп. Народностопански архив, 1/2002. с. 3–13

22.           Лоонг Лий Хсиен, Азиатската епоха на промяна и обещания. The Economist, Светът през 2005 г., с. 91

23.       Маркс, К. Капиталът. В: Маркс, К., Енгелс, Ф. Съчинения, Т. 46, част I, БКП, С., 1978.

24.           Недев, Т. Геополитика. Бъдещето на човечеството. ВСУ., В., 2001.

25.           Примаков, Е. Години в голямата политика. С., 2000.

26.           Рар, А. Владимир Путин. “Немецът” в Кремъл. Изд. Слънце, С., 2002

27.           Ростоу, У. Стадии на икономически растеж (некомунистически манифест) Делфин прес, 1993.

28.           Сакс, Дж. Как да намалим наполовина бедността. The Economist, Светът през 2005 г., с.105

29.           Сорос, Д. Кризис мировога капитализма. Открытое общество в опасности, пер. с англ., М.,1999.

30.           Съединени американски щати (джобен справочник). Хейзъл, С., 1996.

31.       Сяопин, Д. Китайският път: реформи и стабилност. ЛИК, С., 1999.

32.       Уорд, Р. Япония. Завръщането. The Economist, Светът през 2005 г., с. 83

33.           Фукуяма, Фр. Краят на историята и последният човек. Обсидиан, С., 1993.

34.           Хайлбронер, Р.Л. Икономика за всички. Интерпримат, С., 1993.

35.           Хънтингтън, С. Сблъсъкът между цивилизациите, сп. Международни отношения, кн. 5, год. XXII, с. 5–23.

36.           Цзъмин, Ц. Реформата и модернизацията – исторически шанс за социализма през XX век. Сп. Понеделник, бр. 7 и 8, 1998.

37.           Япония, МЭ и МО, 2002, № 8, с. 49–60.

38.           Ячменов, Б. А. Некоторыe особенности рабочего класса и рабочего движения индустриаль­ных стран (заметки по итогом Международного коммунистического семинара в Брюсселс, 204 мая 1998 года). Сп. Марксизм и современность, Украйна, Киев, с. 51 – 56.

39.           Bauman, Z. Globalization. The Human Concequenses, 1996.

40.           Beck, U. Was ist Globalisierung? Frankfurt a. M., 1998

41.           Bzezinski, Z. America`s New Geostrategy. Foreign Affairs, Spring 66, 4/1988.

42.           Economist Untelligence Unit, Светът в цифри: Държави. The Economist, Светът през 2005 г., с. 107-119

43.           Maddison, A. The World Economy. OESD, P., 2001, p. 362–363.

44.           Wallerstein, I. 1. Globalization or the Age of Transition?/ International Sociology. 2000, №2

45.           World Bank. Global Economic Prospects and the Developing Countries. Washington, 2002, p. 235.

46.           World Trade Organization. Report of the Working Party the Accession of China. Doha 9–13, 11. 2001, p. 36.

47.           WTO Trade Policy Review P. 1 2001 Report on Barriers to Trade and Investment, European Commisin. Brussels, July, 2001.