Различные формы власти существуют тысячелетия. Республики, видимо, такие же древние образования, как и монархии. Но до нас дошли попытки изучения и письменной фиксации их, сделанной эллинами. Их этническое миросозерцание, этнический стереотип включал в себя познание мира, на который была ориентирована и религия. И поэтому первыми, кто систематизировал вопрос о власти, охарактеризовал форму власти, были эллины. Они — создатели полиса, в условиях которого жили, оттуда же произошло и слово политика. Именно Аристотель назвал человека «животным политическим». Он — первый, кто написал трактат о политике, точнее трактат, до нас дошедший. Вероятно, даже это не его систематизация.

В своем трактате он разработал три основных вида власти: монархия, которая есть власть одного, аристократия, которая дословно есть власть лучших, и политии — власти полноправных граждан. Все это весьма искуссно описано в его трактате «Политика». Там одних монархий у него шесть и, что очень интересно, каждая форма власти имеет свою особую разновидность, которую он именует «искажением». Для монархии искажение — это тирания, власть одного себялюбца, власть монарха, руководствующегося собственными интересами своего полиса, своего общества.

Искажением аристократии является олигархия, собственно власть богатых. Но мы употребляем термин олигархия расширительно, имея в виду власть замкнутой шайки, не аристократического сословия лучших, а эгоистической шайки.

Для политии Аристотель полагал искажением демократию, то есть власть, не ограниченную цензом, власть всего населения. С этими терминами тоже произошла некоторая эволюция, уже античная. Вместо «полития» в аристотелевом смысле говорили «демократия» — отнюдь не в ругательном смысле этого слова, поскольку подразумевалась именно ограниченная демократия, власть граждан. А вместо аристотелевой демократии в негативном значении укрепился термин «охлократия», то есть власть толпы (охлос — толпа). Однако суть не изменилась.

Три формы и три искажения. И человечество прожило века с теми же тремя видами и с теми же тремя искажениями, которые принимали разный облик — исторический, культурный, — имели разные национальные черты.

Попытки найти четвертую форму власти всегда были неубедительными. Можно напомнить, что в 60-е годы появилась теория так называемой партократии, якобы четвертой формы власти, созданной именно социалистическими системами, но эта теория не выдерживала самой поверхностной критики. На практике такая партократия оказывалась симбиозом различных форм искажений. Чаще всего это контаминация охлократии и олигархии. Но партократия может порождать и тиранию, как свое собственное орудие, по крайней мере, исходно. Хотя тиран, как и подобает тирану, действует в парадигме тирании и, в конце концов подминает под себя партийную структуру.

Аристотель по-разному оценивал формы власти. Идеальной властью он считал монархию, в идеальном смысле этого слова, когда монархом является самый достойный член общества, уже в силу этого полагающий все свои силы только на благо социума.

Хуже была аристократия, еще хуже — полития. А вот оценка искажений у него прямо противоположная. Демократия, с его точки зрения, немногим отличается от политии. Олигархия значительно хуже аристократии, она от нее далеко ушла. А самое большее искажение власти — тирания. То есть лучшая форма власти порождает наихудшее искажение. В «Политике» описано, как одна форма власти переходит в другую. Там, охлократия успешно порождает тиранию, легко и органично, что можно многократно наблюдать в истории. Именно здесь образуются систетические, синтезные системы, объединяющие две какие-то формы, а иногда и три. В его времена была замечательно известна спартанская полития. Система власти, объединяющая все три элемента, не равноценна, и все-таки царская власть двух царей, двух царских родов давала Спарте элемент монархии, герусия — совет старейшин — элемент аристокартии, а демократия была представлена эфорами, блюстителями, которые обладали правами надзирать за царями и геронтами.

Таким образом, три вида власти в этой политической системе компенсировали друг друга. Надо сказать, что Стагирит был достаточно мудр для того, чтобы создать впечатление, что ни одна из форм власти не идеальна, что сама по себе она ни хороша и ни плоха, а может быть различной. В варианте же искажения она всегда отвратительна. Идеи Стагирита разработал великий греко-римский историк Полибий. Пережив падение Эллады, он, будучи пламенным сторонником Рима и подчинения эллинских полисов имперской системе, был любим и уважаем в Элладе как ревностный защитник эллинских интересов, человек, безусловно, честный и некоррумпированный. Он и сделал следующий шаг, не потерявший важности до наших дней.

Полибий пришел к интересному наблюдению. Самая совершенная форма — та, которая объединит в себе все три элемента власти. То есть такое государство, чья политическая система будет включать в себя элементы монархии, аристократии и демократии. Образцом этого для него это был Рим. Консульская власть или власть диктатора, если избирался диктатор, — монархический элемент, Сенат — аристократический. Римское народное собрание в комициях и в лице должностных лиц демократии, то есть плебейских эдилов и плебейских трибунов — это демократический элемент. Эта система, которая прошла по всему миру и стала гегемоном на глазах Полибия (он был современником и другом победителя Карфагена — Сципиона младшего).

Рим производил сильное впечатление. Поэтому Полибий не был только под обаянием Рима, но и последователем Аристотеля. В греческом мире полибиева схема государства реализовывалась не раз. Афины достигли вершин своего могущества, когда еще сохраняла свой вес аристократия, когда всегда аристократом был первый архонт, и, тем не менее, появился на короткое время монархический элемент в лице пожизненного стратега. К полибиевой схеме близки культуры арийского происхождения. Наиболее характерна типическая персидская держава ахеменидов, сословное общество, сохранившая на протяжении всей своей истории сословное представительство и имевшая развитую аристократию. Царская власть, аристократическое сословие артештеран и демократическое представительство демократического сословия вастриошан дают нам приближение к полибиевой схеме. Малоизвестное, хеттское государство, западноарийская держава в ХУ1-ХП веках, тоже приближалось явно к полибиевой схеме, насколько мы можем судить. Это государство монархическое, имевшее аристократию и сохранившее Народное собрание на протяжении всей своей истории. Предшественники греков — ахейцы Гомера, победители Трои, имели города-государства с царями во главе, с аристократами и Народным собранием, о чем можно судить по поэмам Гомера.

В древности было множество государств с разными системами власти, но за пределами античного круга государства древности достаточно плохо описаны. При этом существовали и народы, лишеные инстинктов государственного созидания. К ним относятся кельты. Они сохранили по сути дела племенной уровень на всем протяжении своей истории. Как были устроены предгосударства кельтов, не совсем государства даже в античном смысле этого слова? То же самое: племенной царь, а если объединялся союз племен, то он преображался в верховного короля, возвышавшегося над племенными. Чрезвычайно развитая, устойчивая и уважаемая аристократия, которую нисколько не разрушало наличие демократии. Ее, демократии, не могло не быть, потому что кельты были необычайно свободолюбивы, даже в ущерб себе. У кельтов никогда не было внутреннего рабства. Таким образом, именно в этом случае можно говорить о приближении к полибиевой схеме.

Что дают три элемента власти государству, которое сохраняет полибиево устройство? Монархия здесь всегда символ единства. Ее наличие — благо любого народа, потому что это персонифицированное единство нации, а в многонациональном государстве персонифицированное единство социума, объединяющего несколько народов, наиболее зримо, и поэтому наиболее удачно сохраняется. Это происходит даже в тех государствах, где монархия представляется чисто декоративной, как, например, японская монархия времен Сегуната, когда император фактически уже не правил, современные западноевропейские монархии. Несмотря на то, что этот элемент власти превратился практически в знак, он продолжает сохранять свою роль объединителя, сохраняет значение символ — единство.

Демократия — это именно та форма, которая наилучшим образом мобилизует гражданина или подданного, название неважно, быть одним из деятельных элементов своего социума. Это естественно, потому что демократия прямо обращается к каждому гражданину — соучаствуй в наших делах, соучаствуй в системе власти, принимай вопрос о мире или войне. Минимизированное понимание заключается в следующем: государь, облеченный полномочиями (в мусульманской системе халиф, был прежде всего духовным главой ислама, государь в христианской системе, когда он миропомазан и имеет тем самым особое благословение церкви) ответственен за все дела в государстве, которое рассматривается как семьи, отсюда – государь-батюшка.

Аристократия — стабилизатор общества. Аристократия консервативна. В среднем аристократия консервативнее демократии и консервативнее монархии. Мы никогда не видим аристократию носителем чужой культуры. Она, напротив, всегда патриотична, это — носитель национальной культуры высшему ее среза. Увлечься чужим, что бывает иногда разрушительно для общества и государства, может монарх. И примеров тому от Александра Македонского до Петра Великого в истории достаточно. На моду может польститься демократия. Этого никогда не происходит с аристократией. Сам характер аристократического воспитания оправдывает, само название этого сословия, этой категории, этого вида власти. Аристой (арис) — лучшее или благороднейшее, несомненно восходящее к общеиндо-европейскому: арья— благородный (в более поздние времена – это интеллигенция, которая есть — аристократия духа). И печальна судьба такого этноса, который лишился аристократии, особенно если он сделал это по своей воле. Империи сохраняли аристократию включенных в свой состав народов, так как понимали, что только таким образом можно составить имперскую знать. Напротив, государства-поработители унитарного типа стремятся выбить или вытеснить аристократию порабощенных народов. Для колонизированного народа аристократия, безусловно, не нужна, это помеха властителю, от нее надо избавиться.

К концу XV века Русь — это страна с монархией и аристократией. При этом на низовом уровне российская демократическая традиция не пресекалась. То есть оставались сотни, слободы, сельские и волостные сходы. Но на общегосударственном уровне это происходит с некоторым отставанием. Однако в этом трудно не увидеть воссоздание древнейшей национальной традиции равновесия. К середине XVI века на общегосударственном уровне восстановлен демократический элемент Земского собора и Россия вновь становится государством и социумом, устроенным по Полибию. Если исключить срыв в тиранию, а срывы в тиранию бывали всех народов. Если у нас был Иван Четвертый, то его старшим современником был Генри Восьмой английский, осуществлявший свои тиранические безумства на фоне действующего парламента. Так вот, если исключить срыв в тиранию, то в XVI-XVII веках Россия существует со своим сословным представительством, со своим, если хотите, парламентом, а, следовательно, является страной полибиевой схемы.

Вторая тирания в истории России — тирания Петра. А до печальных событий 1917 года история России вообще имеет только двух тиранов. Вторая тирания делает ставку на создание бюрократической системы и утративает традиции, разрушая полибиеву схему. И что мы видим? Россия весь XVIII век восходит все дальше к вершинам могущества. Безусловно, то, что мы — первая сталелитейная страна мира в екатерининское время, что на русских парусах плавает британский флот, что у нас были Кулибины, Ползуновы и Черепановы — все это украшает нашу историю так же, как труды Ломоносова, победы Румянцева и Суворова. Но ведь XVIII век наследовал мощь и благосостояние XVII-го. К концу XVIII века Россия настолько отстала, что в первой половине XIX века идет лавинообразный срыв, лавинообразное падение всех отраслей производства.

Реформы начала ХХ века, то есть реформы императора Николая Второго и статс-секретаря Столыпина — это реформы, восстановившие полибиеву схему. Была созвана Государственная дума, но не был упразднен Государственный совет.

Таким образом, XVIII век, чье наследие считается едва ли не идеальным, вписывается в полибиевую схему. Возможно, это может явиться стимулом для государственного созидания по принципу дополнительности, а не конкуренции, принципу солидарности, которая не есть примитивный коллективизм и не есть стадность.